сделать человека полноценным строителем и созидателем!.. (Калинкину.) Нет, голубчик! Нет, ангел ты мой! Нет, рыбка моя золотая! Мы тебя никому не отдадим, сукиного сына! Мы за тебя так возьмемся, всем тысячным коллективом, мы тебя так пропесочим и продраим, мы тебя… Какое еще может ему быть увольнение?! Вот осознает до конца, исправится, станет человеком с большой буквы — вот тогда пусть катится хоть на все четыре стороны!.. (Первухиной.) Вот теперь записывай мой голос!

П л а т о в (глядя на Чашкину). И когда ты только на пенсию уйдешь…

К а л и н к и н (вскочив). Тетка Глаша…

Ч а ш к и н а. Какая я тебе тетка Глаша? Пиночет!..

К а л и н к и н. Понял. (Садится.)

П л а т о в. Итак, два — один. Так и запишем. (К Пановой.) То есть… три — один, мнение Светланы Павловны известно…

П а н о в а. Я его изменила.

П л а т о в. То есть?

П а н о в а. Я против согласования приказа директора. (Первухиной.) Запишите.

П л а т о в (не сразу). И могли бы… прокомментировать?

П а н о в а. Могла бы.

П л а т о в. Буду очень просить вас.

П а н о в а. Да что-то жалко стало человека.

И г н а т ь е в. Мило!.. И этого, полагаете, достаточно?

П а н о в а. Для меня — да.

И г н а т ь е в. Как же тогда, простите, вы допустили в своем собственном секторе всю эту свару? Не вмешались?

П а н о в а. Не сочла нужным.

П е р в у х и н а. А сейчас — сочли?

П а н о в а. А сейчас — сочла. Вы пишите, не отвлекайтесь.

И г н а т ь е в. Светик, дружок, а вам не кажется, что для руководителя вы проявили оригинальную непоследовательность?

П а н о в а. Сергуня, лапушка, нельзя толковать женщине про политику и про загарчик одновременно, это сбивает относительно твоих истинных намерений. (Резко, жестко.) Еще вопросы?

П е р в у х и н а. Светлана Павловна, уж позвольте нам…

П а н о в а (перебив, Платову). Кто, собственно, ведет собрание?!

П л а т о в. Вы правы. Не будем отвлекаться — в нашем распоряжении считанные минуты. Итак… Итак, голоса разделились?

Пауза.

П е р в у х и н а. Владимир Петрович… Не совсем.

П л а т о в. Не понял.

П е р в у х и н а. Владимир Петрович, разделились — это только в случае, если лично вы сами — воздержались, а если вы лично…

П л а т о в. В жизни не воздерживался! Я голосую…

Калинкин встает.

П е р в у х и н а (поспешно). Владимир Петрович, вы извините, есть еще одно решение вопроса.

П л а т о в. Какое решение?

П е р в у х и н а. Гуманистическое, Владимир Петрович!.. Решение не по статье тридцать третьей пункт четвертый КЗОТа, как в приказе, а по статье тридцать первой.

П л а т о в. Объясните попроще.

П е р в у х и н а. Увольнение не по инициативе администрации, а по собственному желанию. (Поспешно.) Конечно, при наличии согласия дирекции на изменение основания приказа и формулировки!

И г н а т ь е в. Виктория Николаевна!..

Игнатьев поворачивается к Петровой, та выжидательно смотрит на Платова.

Ах, да! Владимир Петрович, предлагается срочно пригласить на местком директора!

П л а т о в. Виктория Николаевна…

П е т р о в а. Хорошо.

П л а т о в. Есть мнение…

П е т р о в а. Это мнение, Владимир Петрович, оно… разочаровывает! И вообще, вся эта… скажем, несогласованность в работе местного комитета, она — разочаровывает. Наш гуманизм стал беспределен и безграничен до беспринципности. Резиновый гуманизм. Похоже, что к тунеядцам, прогульщикам, антиобщественным личностям у нас куда больше внимания и заботы, чем к основной массе достойных и добросовестных тружеников.

И г н а т ь е в. Кому живется весело, вольготно на Руси!..

П е т р о в а (продолжая). Не пора ли нам всем задуматься, наконец, над тем, что этот наш «гуманизм» к калинкиным неизбежно и неотвратимо оборачивается антигуманизмом к его окружению, к сектору, ко всем нам. К тем, наконец, кто уже собрался в актовом зале для ответственных решений и дел. Поэтому я позволила себе заметить, что работа местного комитета разочаровывает. (Пауза.) Я очень надеюсь, что в дальнейшем мы будем лучше понимать друг друга. Ну, а пока, что ж… Что же, для облегчения вашего решения я согласна изменить формулировку в приказе.

П е р в у х и н а (с чувством). Спасибо вам, Виктория Николаевна! (Калинкину, придвигая лист бумаги.) Пишите!.. К тому же, товарищи, если увольнять по статье за прогул и прочее, это и в показателях за квартал давать надо. (Калинкину.) Пиши, пиши!

П е т р о в а (Платову). Надеюсь, теперь я могу считать вопрос согласованным…

К а л и н к и н (отодвигая бумагу). Нету у меня этого «собственного желания».

Общая пауза.

Неужели не надоело врать-то? Сами же себе?

Ч а ш к и н а. Ты не бросайся словами!.. (Вдруг.) Хотя я считаю, товарищи, что в этом — он прав!

И г н а т ь е в. Фантастика!.. Сколько лет вы на общественной работе?

Ч а ш к и н а. Всю жизнь! А вы?

И г н а т ь е в. Я всю жизнь — на производственной работе. Неужели не надоело?

Ч а ш к и н а. Мне?

И г н а т ь е в. Вам — ясно, другим — не надоело?

Ч а ш к и н а. Что?

И г н а т ь е в. То, что вот вы — всю жизнь на общественной работе? И только благодаря этому, в конце концов, мы все сейчас еще здесь, а уже не там, в зале?

Ч а ш к и н а. Я была на этой работе, еще когда…

И г н а т ь е в. Когда я под стол пешком ходил, дальше?

Ч а ш к и н а. …Еще когда была война, и всю войну, все тысяча четыреста восемнадцать дней я была…

И г н а т ь е в (резко). Не надо про войну! (После паузы.) На войне я оставил отца, которого так и не увидел. Который даже не успел узнать, что я есть. На войне, в блокаду, я потерял свою маму… Когда действительно еще под стол пешком ходил. Не ходил. Не мог. Полз. Половик грязный сосал, дистрофик… (Умолкает.)

П е р в у х и н а. Сергей Данилович, извините, как вас понимать… Вы, извините, против общественной работы?

Между тем  К а л и н к и н  вышел, но никто этого, кажется, даже и не заметил.

И г н а т ь е в. Не передергивайте! Я против того, чтобы общественная работа становилась пожизненной профессией тех, кто оказался ни к чему другому не пригоден профессионально!..

П л а т о в (вмешиваясь и перебивая). Сергей Данилович!

И г н а т ь е в (продолжая). …Ну, почему для того, чтобы быть избранным, достаточно одного личного желания? Почему хватаются за любого, изъявившего согласие, по принципу «лишь бы не меня»? Выходит, в этом хозяйстве что-то не так! Что-то здесь не то, выходит! Если это дается на откуп… (Чашкиной.) Вам! (Первухиной.) И — вам!..

П л а т о в (вновь перебивая). Сергей Данилович!

И г н а т ь е в. …Ведь такого, как Владимир Петрович Платов, только по ошибке, анекдоту, по явному недоразумению избрали!.. Шеф, Сентюрин не получит нашей телеграммы по первоочередному комплексу.

П л а т о в. Скандал.

И г н а т ь е в. Шеф, Сентюрин прилетел сам.

П л а т о в. Где он?

И г н а т ь е в. Сентюрин сидит со всем своим управлением у меня. Сентюрин сядет сейчас с нами в президиум. Шеф, Сентюрин может повернуть дело… Куда?! Как?!

П л а т о в. Идемте! (Остановившись.) Сейчас, сейчас…

И г н а т ь е в (в ярости). Шеф, мы кончим, наконец, весь этот балаган?!

Ч а ш к и н а. Это — человеческая судьба!

И г н а т ь е в. А там — чьи?!

Ч а ш к и н а. Вы пока еще только зам, и это — счастье!..

П л а т о в (перебивая). Глафира Степановна!

Ч а ш к и н а (продолжая). …И это наше счастье, что замы, как правило, редко наследуют места своих руководителей!..

П а н о в а. Действительно, балаган. Да кто кого судит здесь, в конце-то концов?!.

П л а т о в (перебивая). Светлана Павловна!

П а н о в а (продолжая). …Кто вы все такие, чтобы судить-рядить про все и вся?!

П е т р о в а (Платову, показав часы). Надо идти открывать актив: неудобно,