«Живыми или мёртвыми?»

«Есть разница? — осведомился Рик. — Результат ведь один».

«Поверь, разница огромна, — ответил Бенс. — Если выкинули живыми, возникает вопрос: это наказание или предупреждение?»

Ответа у Рика не было.

— Бестолочь, — проворчал Бенс.

Однако вывести Рика из себя не сумел. Никогда не получалось.

Психологи Департамента рекомендовали контролёрам — и всем остальным сотрудникам — в обязательном порядке давать рабочим нейросетям имена личные, что якобы благотворно влияло на установление качественного микроклимата в команде и, как следствие, приводило к улучшению рабочих показателей. Это предписание психологов стало единственным за всю историю, которое контролёры восприняли с энтузиазмом — и принялись развлекаться кто во что горазд, в результате чего рабочие нейросети Департамента социального согласия получили имена собственные: Балбес, Придурок, Дерево, Дегенерат, Сучка, Эй, ты… и это ещё не самые яркие образчики творческой самодеятельности сотрудников. Начальство, надо отдать должное, быстро осознало ошибку, приказ о самочинном поименовании отозвали, а нейросети стали называть при создании — на усмотрение дежурной смены. В результате, Бенсу достался Рик, не самый плохой вариант, если честно, а главное — короткий, что было весьма удобно в наиболее динамичные моменты работы полевого сотрудника Соцсогласия.

«В лаборатории закончили анализ ДНК».

«Удиви меня».

«Скорее, огорчу. Тот „шлепок“, костюм которого выглядит дороже — это Зулькарнайн Бакир, один из четырёх эмиров северян».

«Твою мать».

На это замечание Рик научился отвечать едва ли не в первый день:

«У меня её никогда не было».

«Северяне знают?»

«Судя по активности в Сети — нет. Но я фиксирую частые вызовы на номера всех четверых. С ними хотят связаться».

«Значит, скоро узнают…» — Бенс набрал номер Шанти.

— Привет! У меня тут большая проблема на четыре пластиковых мешка, и нужна твоя помощь. Проследи, пожалуйста, путь убитых к месту преступления.

— Привет. — Шанти показалась Бенсу задумчивой. — Я уже посмотрела.

— И?

— Мне нужно ещё время.

— Не понял, — насторожился Бенс. — Что не так?

— Есть странные моменты. — Тон девушки не оставлял сомнений в том, что она не хочет развивать тему. — Я перепроверю полученные результаты и перезвоню.

— Но у меня расследование, — растерялся Бенс. — И я с минуты на минуты жду приятелей дохлого гангстера.

— А у меня — инвентаризация.

Шанти отключилась.

Бенс выругался. А заканчивая очередной сложноподчинённое предложение, услышал тихий голос Рика:

«Вас вызывают приятели дохлого гангстера».

«Почему через тебя?»

«Потому что ты не обратил внимания на три вызова подряд».

«Ага…» — Бенс наконец-то разглядел на рабочей панели отметки о пропущенных, открыл перенаправленный от Рика вызов, увидел просьбу разрешить V-доступ[5] к месту преступления — по правилам, его закрыли не только для оффлайновых, но и для онлайновых зевак — и выдал разрешение. Запрос вытек из очков и превратился в Азима Лахуда, самого молодого эмира «Армии севера». Несколько мгновений Азим смотрел на Бенса, но любезничать не стал — демонстративно перевёл взгляд на тела, показав, что прибыл по делу. Чем, разумеется, изрядно разозлил контролёра.

— Ты ведь понимаешь, что я могу вышвырнуть тебя и отсюда, и из Сети? — поинтересовался Бенс, разглядывая виртуальную копию известного бандита.

— Не навсегда, — ответил Лахуд.

— Я могу выкинуть тебя на месяц. А если попрошу контролёра Четвёртых, то ты на год превратишься в голосовые сообщения. Хочешь так?

— Тебе нужно уважение?

— Достаточно обычной вежливости.

Эмир северян выпрямился и с улыбкой посмотрел на контролёра:

— Доброе утро, Бенс.

— Доброе утро, Азим.

— Что здесь произошло?

— Идёт расследование, о результатах ты узнаешь первым, — пообещал Бенс. — А пока скажи, Зулькарнайн в последнее время не говорил, что ему всё надоело и хочется прыгнуть с крыши?

— Не смешно.

— Да какой уж тут смех. — Бенс посмотрел, как робокоронёры аккуратно сгребают в пластиковые мешки останки гангстеров. — Всё, что я знаю сейчас: ни в одном из них не застряли пули.

— В них не стреляли? — удивился Азим.

— Поэтому я и уточнил насчёт депрессии.

Повторять, что шутка не смешная, эмир северян не стал. Помолчал и сообщил:

— Шейх в ярости.

Впрочем, не удивил.

— Я понимаю.

— Он считает, что Зулькарнайна убили южане и начал планировать месть.

— Или у вас началась борьба за власть, — задумчиво протянул Бенс. — Сколько лет шейху, да продлит Аллах его годы?

— Шейху много лет, да продлит их Аллах, но он крепко держит бразды правления, — твёрдо ответил Азим. И впервые посмотрел Бенсу в глаза: — Линия закрыта?

— Абсолютно, — подтвердил контролёр. — На месте преступления нас никто не услышит.

— Боюсь, уже ничего не сделаешь, — вздохнул Азим. — Зулькарнайн был одним из самых спокойных эмиров «Армии», никогда не проявлял ненужной агрессии или жестокости, и не особенно обижал ливеров. У него не было врагов… кроме южан. К тому же никто, кроме них не смог бы убрать эмира и его охрану. Ты снял информацию с чипов?

— Убийцы забрали чипы и все устройства. Иначе вы нашли бы тела ещё ночью.

— Ночью вряд ли. А вот в девять Зулькарнайн должен был быть у шейха.

— Я тоже кое-что скажу, — медленно произнёс Бенс. — А верить или нет — решай сам. Так вот, убийца так хорошо замёл цифровой след, что контролёр Четвёртого департамента до сих пор не может сказать ничего внятного. У южан таких специалистов нет.

— Это не доказательства, — пожал плечами Азим. — Это предположения, причём весьма зыбкие.

* * *

— Что для тебя зыбкость?

— Это когда идёшь по болоту и земля под тобой колышется? — уточнил Женя. — И каждый шаг способен затащить в трясину, ты не знаешь, провалишься или нет? А если провалишься, то успеют ли тебе помочь? Ты идёшь и ощущаешь — зыбкость.

Ответ сильно удивил Глорию и заставил внимательно посмотреть на молодого мужчину.

— Тебе доводилось ходить по болоту?

— По настоящему? — помолчав, уточнил Женя.

— Меня интересует только настоящее.

— Не доводилось.

— Спасибо, что ответил честно.

— Я никогда не выезжал из Швабурга, путешествовал только в другие секторы и Сити. — Он выдержал паузу и уточнил: — По-настоящему.

Глория улыбнулась.

Они увидели друг друга в «Яркости», но это не имело значения — они увидели друг друга. Глория прогуливалась по набережной и остановилась у открытого танцевального зала — открытого для всех желающих. Никаких записей — играл живой оркестр, и пары то кружились под вальс, то сливались в чувственном танго, то задорно веселились под самбу и ча-ча-ча. Глория не планировала присоединяться, но в какой-то момент поняла, что стала объектом пристального внимания, повернулась и увидела его — высокого, стройного, очень складного. С непослушной гривой чёрных волос. Уверенного в себе.

«Вы понимаете в танце. Это видно по вашему взгляду».

«Смотрела видео».

«Вы превосходно двигаетесь и