Шрифт:
Закладка:
Однако, я весь в сомнениях: Дзержинский — шибко занят, Менжинский — ленивый лодырь, а Трилиссер — одной «породы» с Ягодкой и, в данный период времени — они вовсе не обязательно в «контрах» меж собой.
Да и при любом раскладе, чтоб начало действовать — нужно время!
А времени у меня нет…
Поэтому кроме того, дал особое задание Гешефтману — не так давно поступившего в Особую дивизию ОГПУ:
— Миша! Ты Якова Блюмкина помнишь?
— Того жидовчика?
— Миша!
— Извиняюсь… Того еврейчика — которого ты опустил в «Стойле»?
— «Опустил»? Да мы с ним даже в сортир вместе не выходили! Так… Морально нагнул. Короче, помнишь, да?
— Конечно, помню, — Миша, еле слышно скрипнул зубами, — я почему-то — каждого из их племени, навсегда запоминаю…
У каждого свои «скелеты и тараканы», поэтому больше не обращая внимания на его юдофобию:
— Кажется, нашего общего знакомого в Москве нет — иначе бы он обязательно засветился среди поэтической тусовки, в «Стойле Пегаса». Однако, в столице проживает его кузен — Аркадий Максимов, он же Айзек Биргер…
Внимательно слушает, слегка скосив глаза куда-то в сторону.
— … Он, работник ОГПУ и возможно — по поручению Генриха Ягоды следит за Борисом Бажановым — Секретарём Центрального комитета. Запомнил?
— Угу.
— Постарайся найти его и, как можно крепче сдружиться — но не попадаясь на глаза Блюмкину, если тот вдруг вернётся.
И ещё, подумав:
— Слушай Барон… Конечно, понимаю — опасно, но надо как-то взять «под колпак» Куйбышева. Где проживает, где бывает, много ли пьёт и имеется ли любовница. Найди из своих — пару беспризорников понадёжнее и действуй.
Тот, с присущим всем двуногим любопытством:
— Какую-нибудь многоходовочку мутишь, Ангел?
— Много будешь знать, Миша, — щёлкаю его по кончику носа, — быстро состаришься!
— И плохо буду спать.
Щёлкнув ещё раз по носу:
— Вот видишь! Всё понимаешь, а спрашиваешь.
* * *
[1] Каменный Мавзолей будет закончен только в 1930 году. В саркофаге Мельникова же, мумия В. И. Ленина будет находиться в вплоть до эвакуации в 1941 году.
[2]Каннер нередко упоминается в воспоминаниях Б. Бажанова, бежавшего на Запад бывшего сотрудника Секретариата ЦК РКП(б), как один из наиболее доверенных сотрудников Сталина в начале 1920-х г… Каннера обвиняли в исполнении наиболее щекотливых поручений, например, в убийстве Э. Склянского, заместителя Троцкого по РВС.
Глава 4
Берлинский инцидент
«Крепко подружиться», в понимание Давида Леймана означало прицепиться «банным листом» и не отлипать.
Я его с первого же взгляда невзлюбил, хотя и умело скрывал эту личную неприязнь. Наоборот, если посмотреть со стороны: идут два лучших — хотя и предпочитающих дружить молча, друга. Слава Богу, в отличии от того же Блюмкина — не болтливый «репей» попался, а то бы я завел его в самый дальний безлюдный сортир и там пристрелил, нах…
А потом — пусть со мной что хотят делают!
Познакомил Давида со своими двумя архитекторами и, началась — казалось бы бесконечная подготовка к загранпоездке.
На сборы, на оформление загранпаспортов, визы и всего такого прочего, у нас оставалось чуть менее недели. За это время, пока готовились загранпаспорта и визы, в Наркомате иностранных дел — куда наша «великолепная четвёрка» ходила как на работу, нам настойчиво внушали — что мы являются бойцами великой армии строителей социализма, отправляющихся во вражеское окружение. Находясь на территории врага, мы должны являть собой образец скромности, стойкости перед искушениями буржуазной среды и преданности пролетарскому долгу…
Бла, бла, бла…
Но время провели в общем-то с пользой!
За это время мой руководитель секретной миссии успел переодеться в культурно-европейское и, стал выглядеть уже не как древне-библейский беспредельщик Голиаф — а как голливудско-культовый Арни Шварц из нашего светлого некоммунистического будущего.
Ещё б ему чёрные очки вместо этих круглых «стекляшек» — не отличишь от молодого Шварцнеггера, в самом начале его актёрской карьеры!
За это время я его достаточно хорошо изучил, полностью изменив свое мнение об этом человеке. Это, не тупой «шкаф» — посланный выбивать долги, а довольно умный, осторожный и очень опасный человек — намеренно скрывающий свою сущность за личиной недалёкого увальня, со сдвигом на почве марксизма.
Тем более и языки, оказывается, знает.
— Давид! Как будет по-немецки: «коммунист»?
— «Kommunist»!
Ну, а что говорил? Чешет, как по-писанному!
— А как «Коминтерн»?
— «Komintern».
— Рот фронт?
— «Rot front».
Только диву давясь:
— До чего же наши языки схожи! А как будет: «Не бейте меня и дайте покушать»?
— «Schlag mich nicht und lass mich essen». Ты мне уже надоел, заткнись!
Чешу в затылке:
— Не… Лингвистические различия всё же имеются.
* * *
Неимоверно-жутчайшая круть и лингвистические способности моего Большого босса — выяснилась после первого же покушения, устроенного мной на него через Барона.
Нанятый тем уголовник в линялой тельняшке под кургузым — видно с чужого плеча пиджачком, не успел даже как следует замахнуться ножом — как был прямо на моих глазах обезоружен и скручен. Выматерившись на совершенно неведомой мне фене, Давид заломил ему руку — к чуть ли не затылку и, почти спокойным голосом спросил:
— Кто послал?
Тот, враз заверещал жертвенным поросёнком:
— Я его не знаю! Сунул сотню и показал тебя! Сказал: «Пырни этого жида пером в жопу и убегай — получишь ещё столько же».
Тот задумчиво глядя на меня:
— Кто бы это мог быть?
— Богом клянусь — я его не знаю, — злоумышленник от боли, уже волком выл, — отпусти, кореш — ты мне сейчас руку сломаешь!
Чуя беду, не дожидаясь вопроса: «для чего, кому это выгодно?», предложил было:
— Давай отведём его в милицию, Давид? Там, враз расколется: «МУР» есть «МУР»!
Машет головой:
— Больше чем знает, он не скажет.
И довольно ловко свернул этому бедолаге шею — благо вокруг было довольно безлюдно, а проходившие редкие прохожие сделали вид, что ничего не видели.
Такое, простому человеку
