следует созерцать, и больше того — надо ее поглощать, впивать, словом, надо ее чувствовать. Это чувственное ощущение жизни для меня играет огромную роль. Для того, кто, как я, любит рыться в памяти, трудно переоценить роль запахов. И, конечно, еда и питье — это тоже в моей природе. Я ведь гурман. И в моем отношении к жизни — то же самое гурманство. Но есть во мне и другое начало… как бы узкая пограничная зона… Примерно так: мое мироощущение, не теряя чувственности, граничит со спиритуализмом… Здесь я могу рассказать забавную историю. Когда я делал свою первую важную передачу (она была о «Первом глотке пива»), писательница, которая беседовала со мной — Мари Руане, очень хорошая, — сказала мне… А мы обсуждали с ней мой текст о зеленом горошке, о том, как его лущить. Так вот, она сказала: «На мой взгляд, когда так рассуждают о зеленом горошке, в этом есть что-то францисканское. Как будто говорят: „Брат мой зеленый горошек…“» И вправду: зеленый горошек, мы его едим, но в то же время… Да, я думаю, она права… Как бы сказать… Я вкушаю его и как духовную пищу.

Много ли у вас друзей? Часто ли вы приглашаете их к себе, устраиваете праздники?

Да, и еще раз да. В этом смысле нам везет: ведь у нас есть сад. Особенно везет, если выдастся погожий денек. Вообще-то в Нормандии часто льет. Но вы знаете — и в доме неплохо. Мы часто находим повод, чтобы что-то затеять, собрать друзей. В нашем доме есть что-то такое, он к этому располагает. Сам я, признаться, жалею о тех временах, когда люди искусства — вроде Ларсона или Крейера — жили большими компаниями, всем друг с другом делились. Я всегда чувствовал какую-то ностальгию по тому времени. У меня есть друзья, тоже писатели, но они, к несчастью, живут далеко. Зато здесь под боком живут очень близкие люди. И, кроме того, есть разные знакомые — художники, музыканты, писатели — в Париже. Париж, в сущности, недалеко, и они наезжают часто, мы закатываем пиры…

А о чем вы говорите за столом, скажем за обедом? Существуют ли какие-то специальные темы застольной беседы — или что-то в этом роде?

Скорее, нет. Думаю, не в природе французской нации — говорить о том, что переживаешь в настоящий момент. Меня поражают, например персонажи в фильмах Берлина, которые время от времени произносят тосты: выпьем, дескать, за вот это мгновение… ну, и так далее. Я думаю, я убежден, что у других народов есть какой-то дар которого мы, французы, лишены. Мы часто слишком скованы. Нам даже трудно говорить о тех чувствах, которые мы испытываем к людям. Что касается меня, то я иногда все-таки как-то пытаюсь сказать о своих чувствах тем, кого люблю, — когда эти люди рядом со мной. Но это 95 не совсем по-французски… Разговор за столом — это скорее треп. Так, о чем попало. Чаще всего не слишком интеллектуальный. В основном говорят о кино, о книгах, а еще чаще просто чешут языками.

Вы часто обсуждаете кулинарные рецепты?

Да, конечно. Бывает.

У вас есть какие-то любимые блюда?

Я скорее чревоугодник, не гурман в подлинном смысле слова. Люблю блюда, так сказать, компанейские: жаркое, солянку, кускус. Или блюда, за которыми можно приятно провести время дома, читая газету после рабочего дня.

А сами вы готовите?

Думаю, жена вам бы пожаловалась, что я редко стряпаю.

Какой у вас обычно распорядок дня?

Знаете, что хорошо? Когда я был сельским учителем, я вставал очень-очень рано. Когда я работал здесь на полной ставке, я вставал еще затемно и до уроков у меня было пять, даже пять с половиной часов, чтобы писать. И я этим был очень доволен… Когда я кончал писать примерно в семь — в полвосьмого, у меня было чувство, что добрая часть дня уже позади. Теперь все, конечно, по-другому, я ведь могу писать не только до работы. Но я вам уже говорил: по природе я довольно ленив. Если бы у меня вообще не было никаких обязанностей, я бы терял массу времени, дело ясное. В отпуске я всегда трачу время попусту. А здесь, наоборот, у меня четкое расписание, и я хочу с толком использовать свободное время. Я вообще жаворонок и люблю писать с утра, если удается, или в первой половине дня — но только не вечером. Ложусь я не поздно.

Кто ваши любимые писатели? Знаете ли вы каких-нибудь русских писателей? Кого из них вы любите?

Современных русских писателей я не знаю. У меня нет ни малейшего представления о вашей сегодняшней литературе. Конечно, Достоевский в первую очередь… и Толстой тоже на меня повлиял. И Чехов — я часто перечитываю его рассказы и пьесы. Современных французских авторов я читаю много, хотя мой самый любимый писатель, понятно, Марсель Пруст. Именно он оказал на меня наибольшее влияние. Очень люблю норвежца Кнута Гамсуна. Он писал романы, в которых почти ничего не происходит, а, с моей точки зрения, именно таким и должен быть роман. А из теперешних наших авторов мне одно время был очень близок Леклезио, он повлиял на меня. И еще один писатель… поэт, который пишет короткие тексты, его зовут Жак Реда… это значительный писатель. Я довольно внимательно слежу за появлением новых талантов. Мне очень нравится, скажем, Анри Кальдер нравится молодой английский писатель Ален де Боттон. Это — как бы лучше сказать — такой философ с очень развитым чувством юмора. Он похож на Пруста, но только живущего в наши дни. Он смотрит на современных мужчину и женщину глазами Пруста. Забавно, но так уж он видит мир… По правде сказать, с возрастом я все чаще восхищаюсь французской классикой. В молодости я совершенно не был к ней расположен. Теперь же Лафонтен, Лабрюйер… французский язык XVII века меня восхищает своей чистотой, и чем старше я становлюсь, тем больше значат для меня их произведения. А в молодости я читал только моих современников.

Перевод Ирины Кузнецовой

Эдвард Докс (Edward Docx)

Английский прозаик.

Родился в 1972 г. на севере Англии. Изучал английский язык и литературу в колледже св. Беды (Манчестер) и колледже Христа (Кембридж).

Книги: «Каллиграф» (The Calligrapher, 2003), «Как помочь себе самому» (Self Help/Pravda, 2007).

Литературные премии: премия Джеффри Фабера (2007).