потому что не знаю. – Он показал на первую фотографию. – Видишь эту дородную горбоносую пожилую женщину? Это родная тетка моей бабушки, Нонна.

– Ясно, – Колосов провел рукой по снимку. – Давно я не видал таких фотографий. Слушай, а что это твоя тетка несколько раз позирует с перстнем? Ценная вещичка?

Олег дернул плечом:

– Для кого как. Говорили, что это точная копия перстня, подаренного Александру Пушкину графиней Екатериной Воронцовой. Ее родственники дружили с караимами – это еще один крымский народ, – и они подарили драгоценность их семье. С тех пор женщины в этой семье с ним не расставались. Даже в трудные военные годы Нонна отказывалась его продать, хотя ей предлагали неплохую сумму, – Олег помрачнел. – В общем, этот перстень можно было снять только с мертвой.

– Что с ней стало? – спросил Андрей.

– Она погибла во время войны вместе с семьей бабушки, – отозвался Полозов. – Слышал о страшной казни евреев и крымчаков во рву, на десятом километре Феодосийского шоссе?

Майор замялся. Было видно, что он не совсем в ладах с историей.

– Нет, не слышал, – признался он.

– В декабре тысяча девятьсот сорок первого года, – начал учитель, – всех евреев и крымчаков, живших в Симферополе и его окрестностях, вывезли на десятый километр Феодосийского шоссе и расстреляли, – его голос дрогнул. – Расстреляли и зарыли в противотанковом рву. Получилась огромная могила, в которой покоятся мои прабабушка, тетя и их односельчане.

Андрей дотронулся до его ладони:

– Извини. Я не знал, столько лет дружил с тобой – и ничего не знал, – он перевернул страницу. – Смотри. Кроме твоей тетушки, есть еще одна женщина, с которой Роза Михайловна снялась несколько раз, и тоже горбоносая и черноволосая, видно, из вашей породы. Кто она? Ее близкая подруга?

Полозов растерянно смотрел на фотографии.

– Надо же, – наконец вымолвил он, – я ее не знаю. Бабушка вела довольно уединенный образ жизни. Мы не принимали гостей. Может быть, она и общалась с ней, когда меня не было дома… – Его руки дрожали.

Колосов снова ободряюще похлопал по плечу старого приятеля.

– Почему ты так нервничаешь?

– Да потому что… – Олег задыхался от негодования на самого себя, – потому что я негодяй, Андрей! Самый настоящий негодяй. Разве это дело, когда человек почти ничего не знает о своей семье? Много раз бабушка вытаскивала и пересматривала этот альбом, теперь я вспомнил такие моменты в ее жизни, но, представь себе, я ни разу не подошел и не поинтересовался, кто на этих фотографиях.

– Наша жизнь бежит вперед, как бурная река, – философски заметил майор. – Порой у нас нет времени на самые простые вещи: сказать матери спасибо за то, что нас вырастила, спросить отца о состоянии здоровья. К сожалению, мы начинаем осознавать, как были черствы, лишь когда они уходят. Но прошу тебя, не нужно себя корить. Наша жизнь почти не оставляет нам шанса стать другими. Взять хотя бы нашу школьную дружбу. Столько лет были неразлейвода, а потом закружились в водовороте жизни – и… – Он не договорил, только махнул рукой.

– Теперь из-за своего равнодушия я не выполню ее последнюю просьбу, – простонал Олег. – Кто она? Может ли что-то знать? Как ее найти?

Андрей почесал затылок.

– Слушай! – Он вдруг хлопнул себя по колену. – Совсем забыл. Кажется, тебе можно помочь. Крымчаки – малочисленный народ, верно?

– Верно, – подтвердил Полозов.

– Значит, у них в нашем городе наверняка есть своя организация, – продолжал майор. – Мне доводилось бывать на вечере греков. Они собираются в бывшем Доме политпросвещения, ныне городском культурном центре. Если мне не изменяет память, там висит расписание. Нужно взглянуть на него. Может быть, там сказано, когда собираются крымчаки.

Олег грустно улыбнулся:

– Хоть какая-то зацепка.

– В общем, завтра этим и займусь, – пообещал школьный друг и встал. – Когда займешься похоронами?

– С завтрашнего утра, – ответил Полозов. – Знаешь, сейчас, в разговоре с тобой, я как будто забыл, что бабули больше нет. Мне кажется, она просто вышла в магазин и скоро придет, а потом мы сядем с ней за стол, и она начнет расспрашивать о моих делах и планах. А я… – Он закрыл лицо руками.

– Перестань! – вдруг властно крикнул на него полицейский. – Тебе столько предстоит сделать в этой жизни! А ты раскисаешь. Будь мужчиной, в конце концов!

– Хорошо, я обещаю, – Полозов протянул ему руку, и Андрей крепко ее пожал.

– Если понадобится моя помощь в похоронах, звони. А я позвоню, как что-то выясню. Договорились?

– Договорились, – в голосе Олега не было энтузиазма.

Глава 20

Прохладное, 1941

Немцы недаром славились своей пунктуальностью. Рано утром у дома Зарифа остановился грузовик, и белобрысый, которого татарин видел вчера в кабинете Отто Олендорфа, голосом, не терпящим возражения, пролаял:

– Вас ждут.

Татарин залез в кузов грузовика – сильные руки немецких солдат помогли ему, – и машина затряслась по проселочной дороге. В голове Зарифа крутилась только одна мысль – не позволить немцам завладеть Колыбелью. «Это наша реликвия, – он сжимал кулаки, – она никогда не достанется захватчикам».

Через час грузовик притормозил у подножия горы. Отто Олендорф легко выпрыгнул из кабины и приказал солдатам:

– Вытащите его.

На Зарифа было больно смотреть. Его смуглое лицо побледнело, усы висели сосульками.

– Ты готов повести нас вверх? – поинтересовался группенфюрер. – Мои люди ждут у Южных ворот.

Татарин развел руками:

– Разве у меня есть выбор?

Переводчик с лисьим личиком усмехнулся и перевел своему «хозяину». Отто улыбнулся:

– Он правильно сказал. У него нет выхода.

Переваливаясь с ноги на ногу, Зариф поплелся наверх. У Южных ворот их ждали человек двадцать. Они были нагружены рюкзаками, и татарин понял, что это снаряжение. Экспедиция потянулась по вымощенной камнем дороге к пещерам. Олендорф остановился на крутом выступе и поднял руку.

– Я считаю, нам не нужно осматривать все, – сказал он. – Зариф покажет нам пещеры, где уже поработали люди Барченко. Может быть, мы осмотрим их, но чуть позже. Я думаю, русские ничего не пропустили. Ваша задача – спуститься в труднодоступные места. Здесь есть такие? – обратился он к татарину.

Зариф улыбнулся и кивнул:

– Есть, господин группенфюрер. Я готов их показать.

– Отлично.

Экспедиция сложила рюкзаки у мавзолея Джаныке-ханум. Татарин вспомнил легенду, в которой говорилось об этой девушке, жене хана, пожертвовавшей своей жизнью, чтобы спасти людей города, когда крепость окружили враги, и они остались без воды. Тонкая, как тростинка, Джаныке смогла залезть в расщелину и наполнить бурдюки живительной влагой.

На деле все было не так. Джаныке, не жена, а дочь Тохтамыша, умерла своей смертью, но для Зарифа это не имело никакого значения. Каждый