по картине преступления я не верю, что вы пытались ограбить Розу Михайловну. Так помогите мне, подтвердите мои предположения, расскажите, как все было. Иначе я не смогу вас выручить.

– Вашу Розу Михайловну мы и в глаза не видели, – буркнул шатен. – И потому не имеем понятия, кто она такая. А мою тетку мы действительно пытались ограбить, – он начинал отходить, и Андрей мысленно порадовался этому. Пареньку надо было выговориться, он искал сочувствия и понимания и видел, что находит это у следователя.

– Тетка моя сволочь порядочная, – продолжал мальчик. – Мамка меня одна, без дедушек и бабушек и, считай, без отца вырастила. Он погиб по пьяни, когда мне было два года. Мамка на трех работах корячилась, чтобы меня обуть, одеть и накормить, чтобы все у нас не хуже, чем у людей… – Голос его сорвался. – Полгода назад она прямо на работе в обморок упала. Ну, «Скорую» вызвали, как полагается, а когда в больнице стали обследовать, нашли порок сердца. Если в ближайшие месяцы не сделать операцию, она может умереть. А операция денег стоит. Можно, конечно, и бесплатно, но там такая очередь… Не доживет мамка, жизнь в ней еле теплится. Ну, я, когда мне врач обо всем рассказал, к тетке двинул. Она родная сестра моего папаши, пару лет назад похоронила мужа-предпринимателя, продала бизнес и сидит, как наседка, на деньгах, а их у нее куры не клюют. Попросил я на операцию, а она не только не дала мне ни копейки, но и в шею выгнала, строго-настрого запретив к ней приходить. И такая меня злость взяла… – На длинных, как у девчонки, ресницах шатена повисли слезы. – Думаю, ограблю тварь. Рассказал об этом своему другану Вовану, – он кивнул на блондина, – и он согласился мне помочь. Выждали мы, когда тетка за покупками уйдет, и ломанулись к ней. Слепок ключа я сделал, когда приходил последний раз. Только ограбить мы не успели. Нас ваш начальник повязал.

Андрей внимательно слушал. Опыт подсказывал: парень не обманывает.

– А эту вашу… как ее… Полоскову… мы не грабили и не убивали, – шатен приложил руку к груди. – Честное слово. Вы уж разберитесь во всем, дяденька следователь. За содеянное мы ответим, но чужое на себя не возьмем.

– Простите меня за грубость, – неожиданно изрек блондин. – Я ведь не знал…

– Прощаю и обязательно во всем разберусь, – Колосов встал и пожал им руки. – А вы тут не раскисайте. Если все сказанное – правда, вы отделаетесь легким наказанием.

В глазах парней блеснула надежда.

Андрей вышел из КПЗ, забежал на несколько минут в свой кабинет и снова отправился к Марусеву. Полковник мирно пил чай с баранками.

– Поговорил? – поинтересовался он с набитым ртом. – Они уже готовы расколоться. Хромченко обещал дожать их сегодня.

– Если Хромченко будет давить на парней своими методами, я обращусь в следственный комитет, – резко сказал майор. – Я беседовал с парнями и голову дам на отсечение, что они виновны только в попытке ограбления тетки. К Полозовой ребята не имеют никакого отношения.

От неожиданности Марусев чуть не подавился чаем.

– Ты смеешь мне перечить? – переведя дыхание, заявил он. – Разве долгие годы работы со мной не научили тебя, что здесь все будет так, как сказал я? Я – твой начальник. Заруби себе это на своем носу, – он нервно глотнул и бросил на блюдце недоеденную баранку. – Кончай валять дурака и иди лови киллера.

– Киллера можете поручить Хромченко, – отозвался Андрей. – Он вам быстро его отыщет. Всем известно, как Матвей это делает. Схватит первого подозреваемого – и давай трясти. Но вам же нужна раскрываемость, верно? А посему сойдет и так.

Полное лицо полковника налилось свекольным цветом.

– Что ты сказал?

Подобная смелость подчиненного не укладывалась в его голове.

– А что вы слышали, – бойко ответил майор. – Дело Полозовой я не брошу. Это во-первых.

– Значит, есть во-вторых, – неожиданно спокойно заметил начальник.

– А во-вторых, мне нужна командировка в Крым, – заявил Колосов.

– А на Канары тебя не командировать? – произнес Марусев и, достав из кармана огромный клетчатый платок, принялся вытирать лицо и шею. – Забудь о Крыме. Здесь у тебя достаточно дел.

Андрей швырнул на стол лист бумаги.

– А это что такое?

– А вы прочтите, – учтиво попросил Колосов. Марусев сгреб лист и пробежал его глазами.

– Э, да это заявление о предоставлении отпуска за свой счет. Ты, часом, не рехнулся?

– Наоборот, я мыслю ясно, как никогда, – парировал майор.

– Пока не поймаешь киллера… – начал Виктор Владимирович, но Колосов поднял руку.

– Сколько лет я не был в законном, не помните?

Полковник растерялся:

– Да почему я должен все помнить?

– Да потому, что я не был в отпуске четыре года, – подсказал Андрей. – Все что-то мешало. А сегодня я понял, что устал. Да и работы у меня особо нет. Дело Полозовой вы у меня забираете, киллера мне не поймать… Поэтому ухожу в отпуск.

Марусев посмотрел в глаза подчиненному и не увидел в них ничего, кроме решимости. Он почесал крепкий бычий затылок и рубанул ладонью воздух:

– А знаешь, черт с тобой, иди. Дело киллера я действительно передам Хромченко. Он не будет тянуть кота за хвост, в отличие от тебя. А ты, – он поставил под заявлением размашистую подпись, – катись колбасой.

– Огромное спасибо, товарищ полковник, – Колосов облегченно вздохнул, улыбнулся и вышел из кабинета.

Заскочив на минутку к себе, майор взял с собой некоторые бумаги и с сожалением поглядел на заваленный документами стол.

– Дождитесь меня, я не задержусь, – обратился он к вещам и выбежал на улицу.

«Завтра у Олега тяжелый день, – подумал Андрей. – Печально, что такой не последний. А у меня появилось время, и я постараюсь разузнать о его бабушке как можно больше. Завтра утром пойду в бывший Дом политпросвещения, где собирается община крымчаков». – Он тормознул проезжавшую мимо маршрутку и запрыгнул в душный салон.

Глава 22

Прохладное, 1941

Отто Олендорф сидел за столом с каменным лицом. Он уже доложил фюреру, что решил свернуть работу экспедиции. После гибели Зарифа и своего подчиненного генерал решил не говорить правду: это могло спугнуть тех, кто желал помогать немцам. Группенфюрер принял решение работать без проводников. Золотая колыбель не была найдена, но он считал, что это не за горами. Колоссальная работа давала свои плоды. Папки пополнялись новыми документами, приближавшими к вожделенной цели. Параллельно велась и работа по уничтожению евреев. Олендорф подписал приказ об их массовом расстреле и распорядился арестовать тех, кто еще не томился в застенках.

Безрадостные дни летели,