Шрифт:
Закладка:
– Весточка от них есть? – спросила Хая, которая дружила с невестками Габая.
Дед покачал головой:
– Молчат. Не хочу думать о самом плохом.
– И от моего Миши ничего, – упавшим голосом сказала женщина. – Я тешу себя надеждами, что с ним все в порядке.
– Мишу с его ногой на передовую не пошлют, – рассудил старик. – Скорее всего, поваром поставят. Вернется он с войны, вот увидишь.
Лопырев и Краузе покинули крыльцо, и толпа начала расходиться. Хая, попрощавшись с дедом Габаем, жившим на другом конце села, побрела к дому. Роза и Нонна шли сзади, о чем-то тихо переговариваясь. Возле почти высохшего пруда женщину нагнал Зариф.
– Подожди, Хая, – он снова схватил ее за локоть. – Слышала, что сказали немцы? Всем нужно зарегистрироваться на бирже.
– Ну и что? – Женщина стряхнула его руку со своей. – Ну и что? Не по дороге нам с тобой теперь, Зариф.
– Зря ты так, – татарин умоляюще смотрел на нее. – Я же говорю, не по своей я воле. Вот мой Рагим, сволочь, новый режим с радостью приветствовал. Я докажу, Хая, что ты напрасно обо мне плохо думаешь. Я хочу спасти тебя и твоих близких.
Хая глядела куда-то в сторону, на далекие горы, и тонкие ноздри ее раздувались.
– Слышала, что сказал Краузе? – спросил Зариф. – Все должны зарегистрироваться на бирже труда. Не сегодня-завтра выяснится, что ты еврейской крови. Это смерть, Хая.
– Я крымчачка, и тебе это известно, – прошипела женщина. – Все село подтвердит это.
– Для немцев важно, какую веру ты исповедуешь, – возразил Зариф. – Вот увидишь, они не станут делать исключение для вашего народа, – он снова сжал ее локоть. – Хая, прежде чем ты отправишься на биржу, я хотел бы кое-что для тебя сделать. Пойдем. – Татарин потащил ее за руку к своему дому. Женщина упиралась, но этот маленький человек оказался неожиданно сильным.
– Ты можешь не заходить ко мне в дом, хотя Алима будет рада тебя видеть, – сказал Зариф. – Но, умоляю, подожди меня во дворе, – он скрылся на веранде, и Хая, вопреки своим желаниям и намерениям, не двинулась с места. Татарин не заставил ее ждать. Не прошло и полминуты, когда он вылетел из дома с какой-то бумажкой и протянул ее женщине.
– Держи, Хая. Это твое спасение.
Она выронила бумагу, словно обжегшись. Зариф нагнулся и снова подал ей листок.
– Будь аккуратней. Это документ. В нем написано, что ты татарка, а твой муж караим. Караимов немцы пока не трогают. Этот документ подписан мной, а мне немцы пока еще верят.
Женщина хотела скомкать бумагу и выбросить в кусты, но какое-то шестое чувство подсказало ей не делать этого.
– Спасибо, Зариф, – в этих словах ей не удалось скрыть презрения к полицаю, и мужчина почувствовал это.
– Я не в обиде на тебя, Хая, – грустно сказал он. – Храни тебя Аллах.
Не попрощавшись, женщина быстро пошла к дому. Роза и Нонна уже подходили к калитке, когда из-за опавших кустов сирени послышался тихий голос Бориса:
– Роза!
Тетя Нонна понимающе улыбнулась:
– Иди к своему любимому.
Девушка бросила на нее благодарный взгляд и по протоптанной дорожке направилась к кустам. Борис вышел ей навстречу.
– Роза, я пришел попрощаться, – сказал он, и молодая крымчачка затрепетала.
– Боря, как попрощаться? Тебя ведь не взяли на фронт.
Парень тряхнул волнистыми черными волосами, обнял любимую и зашептал ей на ухо:
– Да, меня не взяли на фронт, но оказалось, что для меня еще не все потеряно. Розочка, в крымских лесах появились партизанские отряды. Мне это точно известно. Не сегодня-завтра я убегу отсюда. Я слышал, что партизаны находятся в горах недалеко от нашего села.
Она обмякла в его объятиях.
– Боря, как ты можешь убежать, оставив меня одну?
Он гладил ее по спине, целовал бледные щеки, с которых с приходом немцев сошел румянец.
– Роза, сейчас бежать вдвоем опасно. Но я даю слово, что приду за тобой или дам знать, где мы находимся.
Девушка обхватила руками его смуглую шею.
– Ты обещаешь, Боря?
– Да, обещаю, – он отстранил девушку от себя и посмотрел ей в глаза. – Даю слово. До свидания, Роза. Может статься, что мы не скоро увидимся. Но ты жди меня. Я обязательно приду.
– Я буду ждать, буду. – Она вытащила из кармана ожерелье, подаренное ей Мириам. – Держи, Боря. Это поможет тебе вспоминать обо мне.
Он поднес его к глазам, и золото матово блеснуло.
– Это же очень ценный подарок, Роза, – проговорил юноша. – Зачем?
– Это реликвия моей семьи, – кивнула девушка. – Она убережет тебя от пули и будет напоминать обо мне. И, пожалуйста, не отказывайся.
Он немного подумал и положил ожерелье в карман на груди.
– Хорошо, любимая.
Отпустив ее, парень быстро пошел в сторону редкого леса из крымской сосны, а Роза села на пожухлую, тронутую первыми заморозками траву и горько заплакала. Нехорошее предчувствие томило ее сердце. Через пять минут она заставила себя встать и медленно побрела к дому. Почти у самой калитки ее перехватил Рагим.
– Ну, здравствуй, красавица, – он оскалил белые зубы. – Хочешь не хочешь, а я теперь какое-никакое, а начальство. И ты обязана подчиняться мне.
Роза с ненавистью посмотрела на татарина.
– Запомни, Рагим, – сказала она, – никакая сила в мире не заставит меня подчиниться тебе.
– Правда? – Парень ухмыльнулся и вдруг рывком притянул ее к себе. Роза забилась в сильных объятиях, а он лишь крепче сжимал ее и шептал на ухо:
– Я видел ту бумагу, которую выписал отец для твоей матери.
– Какую бумагу? – не поняла девушка. Он ослабил хватку.
– О, да ты еще не знаешь об этом! Сегодня мой папаша выдал твоей матери документ, что она татарка, а муж ее – караим, – он усмехнулся. – Так что ты, моя жидовочка, в одночасье стала родной мне по крови. Это значит, что немцы вас не тронут, – Рагим погладил плечо дрожавшей Розы и добавил: – Не тронут, пока я этого не захочу, понимаешь? Стоит мне сказать пару слов тому же Краузе, который прекрасно ко мне относится, и вы сгниете в тюрьме или погибнете в душегубках.
Рагим легонько погладил ее щеку, и девушка отпрянула, как будто ее ужалила оса. Парень дернулся и сжал ее лицо.
– Тебе повезло, что я сегодня добрый, – процедил он. – Катись домой. Когда мне захочется тебя, я скажу, и ты мне не откажешь, особенно когда я получу одну вещичку, – Рагим оттолкнул ее, и Роза упала на пожухлую траву. Парень сплюнул, и слюна попала на ногу девушки. Все ее существо сжималось от ненависти, но она понимала: сейчас они в неравном положении. Одна