Шрифт:
Закладка:
Во многих случаях насилие следовало по схеме гражданской войны, с применением широких атак и взрывчатых веществ. В одном из самых трагичных эпизодов вооруженные люди открыли огонь по автобусу рядом с городом Хунгама на юге страны. Они застрелили сторонницу оппозиционного кандидата Саратха Фонсеки и ранили еще как минимум четверых человек[283]. В другом нашумевшем нападении члену избирательного штаба Фонсеки едва удалось спастись, когда 22 января взорвали его дом. До этого он получал несколько предупреждений и угроз расправой[284]. В то же время полицию обвиняли в запугивании сторонников оппозиции через произвольные обыски и допросы[285], а член молодежного крыла партии Раджапаксы Нил Балакайя обвинялся в угрозах тем, кто поддерживает его соперника[286]. В день голосования зафиксировали еще 148 «серьезных инцидентов», а 29 января, на следующий день после выборов, партийный штаб Фонсеки в столице Коломбо разгромила полиция[287].
На этом фоне неудивительно, что оппозиции не удалось мобилизовать достаточно сторонников. Риски оказались слишком высоки. Правящей партии не пришлось избивать всех подряд – она просто дала понять, что каждый может оказаться следующим, и эта тактика сработала. Разобравшись с «Тамильскими тиграми», взяв политическую систему под тотальный контроль и затерроризировав население, Раджапаска переизбрался с результатом 58 %[288].
Однако, хотя электоральное насилие обычно и играет на руку правящей партии, важно отметить, что, как и подкуп избирателей, оно может использоваться обеими сторонами. Оппозиция тоже может прибегнуть к нему, чтобы завоевать больше поддержки и защитить свою территорию. Кроме того, порой конфликты происходят незапланированно, в ходе случайных стычек между сторонниками той и другой партии. На той же Шри-Ланке зафиксировали 20 предвыборных актов насилия со стороны оппозиционной Объединенной национальной партии и отметили целый ряд случаев в день голосования[289]. Согласно наиболее тщательному научному обзору этого аспекта выборов, доступному на данный момент, эта стратегия сработала для обеих сторон, и в результате оба основных кандидата «ощутили снижение поддержки в тех избирательных округах, где активисты оппонента совершали акты насилия и устрашения»[290]. Другими словами, обе стороны были виновны в насилии, но расправы, совершенные правящей партией, оказались действеннее.
В некоторых случаях пересекались сразу три сценария: насилие, спланированное властями, насилие, спланированное оппозицией, и его спонтанные вспышки. Такая тройная комбинация способна расширять горячие точки до регионального и национального масштаба. Бразильские местные выборы в октябре 2012 года хорошо демонстрируют этот пункт. Несмотря на тот факт, что Бразилия пользовалась репутацией впечатляюще стабильной демократической системы, а выборы проходили на местном уровне (где, как правило, ставки невысоки), 5 % всех кандидатов сообщили о нападениях или угрозах нападений. Что еще хуже, в преддверии выборов погибли 22 человека, вследствие чего 410 городов запросили дополнительные отряды полиции[291]. В контексте Бразилии политические убийства вызваны сложным сочетанием конкуренции кандидатов, борьбы за контроль над экономическими и политическими ресурсами, а также личной враждой – и все это в стране со слабыми нормами права[292]. На этом фоне выборы не столько провоцируют насилие, сколько выводят его на первый план. Но, как бы то ни было, такие масштабные нарушения наносят ущерб цельности демократического процесса.
Аналогичный процесс наблюдался на выборах в Гватемале: президентские выборы 2007 и 2011 годов были отмечены обширными столкновениями, которые во втором случае привели к гибели как минимум 36 кандидатов и активистов. Выборы не просто породили этот конфликт – они вписались в заранее разбалансированную политическую систему и обострили проблемы[293]. Несмотря на небольшое население в 14 млн человек, ежегодно в Гватемале совершается примерно 5500 убийств, что делает эту страну одним из опаснейших мест в мире. Одна из причин такого разгула преступности – существование наркокартелей, которые укоренились в политической системе, а часть их эмигрировала из Мексики, чтобы избежать тамошней «Войны с наркотиками»[294].
Невероятные показатели убийств объясняются растущей конкуренцией между картелями, а также тем, что мексиканские группы, базирующиеся в Гватемале, отказались пойти на мировое соглашение с местными коллегами и правительством страны, чтобы перестать применять насилие против мирных граждан[295]. Этим же объясняется заметная вспышка насилия в 2011 году, когда враждующие картели стремились убедиться, что симпатизирующие им политики и коррупционеры, которых можно купить, одержат победу[296]. В свою очередь, государство не смогло эффективно расследовать данные преступления: лишь по 2 % насильственных действий был вынесен обвинительный приговор[297], и эта безнаказанность стимулировала криминальные элементы к дальнейшему применению силы.
Насилие как инструмент избирательных фальсификаций
Авторитарные правительства задействуют широкий ассортимент насильственных способов повлиять на исход голосований. Если подумать, то доступные фальшивым демократам инструменты насилия поистине пугают. Их стратегии можно разделить на три широкие группы, которые частично пересекаются. Первая – это насилие, устрашение и аресты оппозиционных лидеров. Вторая – преследования протестно настроенных избирателей, гражданских активистов и журналистов – они формируют культуру страха и запугивания, чтобы снизить явку и критику режима. Третья – насилие с целью выгнать избирателей с места обитания, чтобы таким образом лишить права голоса.
Устранение конкурентов
В главе 1 мы обсудили, как авторитарные режимы, действующие на опережение, способны предотвратить появление соперника на избирательном бюллетене. Но многие автократы спохватываются, когда уже поздно снимать кандидата с регистрации либо это не удается сделать из-за того, что оппозицию поддерживает слишком много сторонников внутри страны и политических игроков из-за рубежа. В такой ситуации авторитарные государства могут просто убрать конкурента с дороги, отправив его за решетку.
В России оппозиционных лидеров и гражданских активистов часто арестовывают по таким банальным поводам, как организация публичного собрания или высказывание собственного мнения. Характерен случай с Евгением Урлашовым, которого в августе 2016 года приговорили к 12,5 годам тюрьмы[298]. Он был одним из заметных оппозиционеров с опытом государственной службы. В прошлом мэр Ярославля и борец с коррупцией, Урлашов прославился открытой критикой Кремля. Его сторонники считают, что обвинения были политически мотивированы и нацелены на то, чтобы не дать ему построить оплот оппозиции в городе, расположенном в 250 км от северо-востока Москвы.
Всего за год до своего ареста, в 2013 году, Урлашов был избран мэром Ярославля с огромным перевесом – 70 % голосов[299]. Он состоял в «Гражданской платформе» – оппозиционной партии, созданной российским миллиардером Михаилом Прохоровым, и взлет его
