на следующий день, да и гостеприимством злоупотреблять не хотелось. Оставаться же в квартире было опасно. Объяснять волшебное воскрешение хозяину... нет уж, только не сейчас.

Порывшись в старых журналах, которые не стал брать с собой, Ги обнаружил в одном рекламу блиц-отелей. В целомудренном Вестрайхе так завуалированно назывались ночлежки разной степени приличия, в которые мужчины водили любовниц, чтобы сохранить отношения в тайне. Выбрав ближайший к дому GH, Ги взвалил саквояж на плечо и, не закрыв за собой дверь, покинул квартиру. Он не знал повадки домушников, но надеялся, что место его не-совсем-преступления выглядит так, как будто поработал обыкновенный вор.

А от консьержки, начавшей что-то возмущенно излагать, высунув, точно морская улитка из ракушки, голову из своего окошка, Ги просто сбежал. Благословите боги легкомысленную Жюли!

8. Блиц

По дороге Ги не удержался от покупки бутылки красного. Она-то и стала его единственной любовью на вечер. Но поскольку проводить в одиночестве и следующую ночь не улыбалось, он озаботился наведением мостов. Сунув девушке за стойкой рецепции блиц-отеля несколько монет сверх установленной за ночь суммы, Ги получил в распоряжение аудиограф. Большую часть времени GH проводила дома и имела обыкновение отвечать на полученные аудиографические сообщения моментально.

– Узури, это Ги. Завтра в восемь. Не пугайся, – продиктовал он машине.

Послушный слову механизм пришел в движение, тихо зашуршали шестеренки, с лязгом сдвинулись скрытые внутри латунной коробки цилиндры, и лента аудиографа вывела на экран нехитрое послание. Ги вбил номер GH и нажал на кнопку, отправляя текст адресату.

Аудиографические машины пришли на Ио из Конфедерации, где их использовали в ходе гражданской войны. Приказы, передававшиеся на многие мили в течение секунд, обеспечили мятежным территориям юга быструю победу, и сработавшее на ниве боевого искусства изобретение моментально вошло и в повседневную мирную жизнь заморской державы, а уже оттуда распространилось по цивилизованному миру. Как работал аудиограф, Ги не знал, но, как и в машине фантазий, в нем сочетались технологии ученых-электриков и магические разработки.

Узури – это слово в большинстве диалектов кеметских племен означает "красота". Так называл GH только Ги, и потому питал надежду, что она не проигнорирует послание и не посчитает его дурной шуткой какого-то злоумышленника, узнавшего об их запретной связи. GH ответила через пять минут, кратко и по делу, как и положено неверной жене. Лента ответа выплюнула в ладонь адресата обрывок с единственным словом.

– Устроим.

Прелесть любовницы Ги состояла в том, что она не задавала лишних вопросов и ничем не выдавала удивление. Да и вообще была крайне скупа на эмоции. От него ей нужен был только секс, ему от нее – тоже. Своего мужа, дипломата, постоянно разъезжавшего по колониям Энгли, GH любила нежно и трепетно, но сдержать позывов плоти из уважения к чувствам не могла.

Что ж, не грех было выложить на стол червонную даму. В сложившихся обстоятельствах она могла стать важнейшим козырем.

Остаток дня Ги провел, потягивая вино прямо из горлышка и в очередной раз перечитывая любимую книгу – "В Пустоту" грандкомандора Хейстерра. Автобиография повешенного за государственную измену командующего отрядом магов служила источником оптимизма и бодрости. Хейстерр писал книгу, уже сидя в карцере и ожидая приведения приговора в исполнение, но, несмотря на это, она получилась на редкость светлой и жизнеутверждающей. Возможно, именно такой и должна была получиться история человека, ответственного за тысячи смертей и едва не развязанную гражданскую войну: своего рода отдушиной, шансом оставить о себе лучшую память. В конце концов, устав от крови, насилия и интриг на службе, Хейстерр имел полное моральное право не наполнять им еще и творческую жизнь.

Уснул Ги, так и не выпустив из рук ни книги, ни бутылки, а пробудился от прикосновения к чему-то мокрому. Оказалось, что простынь пропитало недопитым вином, вытекшим из бутылки. Сон был безнадежно испорчен. Ворочаться на холодном пятне не хотелось, задремать на кресле не вышло, а между тем за окном еще стояла темень. Он сверился с часами: пять утра.

Ги сунул в саквояж "В Пустоту" и спустился в холл первого этажа. За стойкой рецепции маялся бездельем угрюмый мужик с налитыми кровью глазами и густыми бакенбардами.

– Могу я заказать завтрак?

– Попробуй, – ответил мужик.

– Пробую. Мне, пожалуйста, завтрак. На одного.

– Бабу кормить не собираешься? – Пухлые губы растянулись в людоедской улыбке, обнажая пожелтевшие от курева зубы.

– Нет бабы.

– Тогда что ты вообще забыл в "Шаловливой проказнице"?

"Шаловливая проказница"? Вчера Ги даже не обратил внимания на название блиц-отеля. Пока отупевший от недосыпа мозг пытался вычислить, что конкретно его в нем смутило, он облокотился на столешницу и жестом изобразил еще и рюмочку чего-то покрепче утреннего чая.

– А, вот с этого стоило начать.

Мужик исчез под стойкой, чтобы через пару секунд возникнуть с бутылкой бренди в руках. Глоток алкоголя вернул Ги к жизни. Ненадолго – он знал это обманчивое состояние, – но на большее он и не рассчитывал. Выспаться можно и post coitum у GH.

– Разве не любая проказница шаловливая? – спросил он.

– Что?

– Название странное у тебя.

– Название как название. Папаня придумал. Меня Рейнольд зовут, кстати.

– Ги. Стало быть, ты владелец всего этого безобразия?

– Угу. А что ты один-то приперся? Сюда за просто так не ходят. Только покувыркаться с кем.

Ги пожал плечами.

– Дешево же.

– Ежели только так, – понимающе кивнул Рейнольд. – Останешься?

Ги молча указал на саквояж.

– Жалко.

– Ну, жизнь длинная.

– Это факт. Так завтрак-то берешь?

Сжевав под вторую рюмку бренди яичницу с куском белого хлеба, Ги почувствовал себя значительно лучше. За окном уже взошло солнце, и лучи раннего летнего солнца заступили на пост вместо уличных светильников. Шесть пятнадцать.

До особняка GH ходили трамваи. Также можно было поймать паровое такси или попросить Рейнольда вызвать моторикшу, но Ги предпочел прогулку. Распрощавшись с хозяином и дав обещание выбрать именно "Шаловливую проказницу", случись ему вновь искать комнату на ночь, молодой человек не спеша пошел в сторону Диких Садов.

Садами назывался самый большой по площади район Лутеции. Находился он на равном отдалении от эклектичных внешних кварталов и заводских окраин. Отделенные от суетной жизни деловых и муниципальных частей города парками, Дикие Сады целиком принадлежали нескольким десяткам состоятельных семей и представляли собой разбросанные по обширным площадям лутецианские фамильные гнезда. Путь Ги лежал