властями, отвергнутые раздираемыми постоянными конфликтами родными странами и жившие в постоянном страхе перед Великим Разломом, арканократической державой северного Кемета, они искали в метрополии очаг спокойствия и мира. И находили, только вот очаг давно потух и теперь не способен был дарить тепло и надежду на лучшее. И хотя безразличие уж всяко не могло быть хуже копий, ружей и человеческих жертвоприношений, радужной новая жизнь беженцев также не казалась. Они жили тесным сообществом, и единственными из них, кто имел связи с большим миром, как раз были песчаные гиены. Добытчики. Агрессивная молодежь, рожденная, чтобы пасть в бою за место под солнцем.

В Темные кущи белые обычно не заходили. Кеметцы почти не знали эльветийского, ничем не торговали и не оказывали почти никаких услуг. Нечастые рейды полиции, заканчивавшиеся арестом очередного мелкого воришки, которого потом все равно выпускали, ничуть не тревожили привычного течения жизни в кеметском районе. Не связанным ни с нарушением, ни с защитой правопорядка гражданам в Темных кущах делать было решительно нечего, да и на теплый прием они вряд ли могли бы рассчитывать. К Ги, впрочем, это не относилось.

На Кемете не строили высоких домов, и на новой почве эта традиция ничуть не изменилась. Ги окружали одноэтажные хижины, сколоченные, слепленные и сшитые изо всех материалов, которые могли осесть на дне большого города. Улиц в привычном смысле этого слова в Темных кущах не было. Каждый строил себе дом там, где хотел. Некоторые из них примыкали друг к другу, образуя тупики. Заваленные мусором пустыри соседствовали с нагромождением хижин, в которых ютилось по три-четыре поколения одной большой семьи. Бездельничавшие жители сидели у порогов своих жилищ на циновках. Предоставленные сами себе дети носились по плоским крышам. Кое-где хозяйки мешали в огромных котлах мерзко пахнувшую стряпню. В общем, как ни старался пришелец из мира, где светит солнце, найти различия между бытом беженцев и плантационных рабочих, среди которых рос, у него не получалось. Старые знакомые Ги трудились в полях, но и это делали из-под палки. Не будь принуждения колонизаторов, большая часть черного континента превратилась бы в подобное царство счастливой лени. Неспешная самодостаточная культура кеметцев не менялась в зависимости от местонахождения. Ги им завидовал.

Ориентиром ему служил памятник какому-то королю прошлого, высившийся над хижинами в самом центре мертвого парка. Чем ближе к нему подбирался Ги, тем настороженней смотрели на него местные жители. Группа молодых мужчин, гревшихся у огня, отреагировала на появление белого с враждебностью.

– Что здесь забыл этот уайога? – проворчал один из парней, сидевших у костра, разведенного в бывшем цветочном вазоне.

Его слов не понял бы ни один белый в Лутеции, но Ги был исключением. Уайога. Так называлась бледная пещерная поганка.

– Уайога – ядовитый гриб, мальчик, – ответил он на родном языке кеметца.

На деле мальчиком новый собеседник явно не был. Кеметцы уже к пятнадцати годам перегоняли белых в росте и массе, а молодой человек, высказавшийся в адрес Ги, даже среди соплеменников наверняка считался великаном. Его плечи уже покрывала татуировка в виде пятен леопарда – знак прошедшего инициацию. Юный возраст выдавало лишь по-детски простое и доброе лицо.

– Мальчик?

– Мальчик-мальчик. Мтоту, – повторил Ги. – Ибо мужчины знают, что гостя не судят до беседы, а оскорбления приберегают для врагов.

Парень открыл рот, чтобы возразить, но самый старший из его приятелей шлепнул его по голой спине.

– Эльвети говорит словами предков, Н'гвани.

– Эльвети не более чем крыса, – огрызнулся Н'гвани, но новый шлепок заставил его замолчать.

– Прошу простить моего брата. – Старший обратился к пришельцу на сносном эльветийском. – Он родился в Лутеции и не знает законов Кемета.

– Лучше узнать их вот так, чем остаться в невежестве. – Ги протянул руку. – Меня Ги зовут.

– Анан'нва. Что ты ищешь в кущах, Ги?

– Если скажу – не поверишь.

Анан'нва оскалил крупные белые зубы в улыбке.

– Песчаные гиены. Конечно же. Нанять хочешь? Или, – в его голосе послышалась угроза, – ты из этих ублюдков-петухов?

– Поговорить хочу.

– Что ж, разговоры святы, Ги. Ты знаешь это, потому и пришел без страха. Я должен уважить твою просьбу.

– А потом что? – зашипел Н'гвани. – Подставишь ему свой зад для утех? И все из-за замшелых правил предков?!

– Заткнись! – Брат отвесил юнцу звучный подзатыльник.

***

– Я не принадлежу к гиенам. Никто из моей семьи не с ними. Но мы их уважаем, Ги. Они воины. Борются, как могут.

Они подошли к самому памятнику. На постаменте до сих пор висела табличка с именем монарха: Иоанн V. Ги не помнил, чем прославился сей государственный муж, но монумент внушал уважение, так что, видимо, заслуги его были велики.

– Они вон там живут. – Анан'нва обвел рукой группу построек, скрывавшихся за деревянным частоколом.

Невысокий Ги видел лишь крыши зданий, выкрашенные в ярко-желтый.

– Меня пропустят?

– Ты говоришь на нужном языке и знаешь нужные обычаи. Попытайся. А вообще они уж два дня тихушничают. На дела не ходят. Видно, что-то важное готовят.

С этими словами Анан'нва оставил Ги. Просто развернулся и пошел прочь. Сама непосредственность. Ги на удачу прикоснулся к рукояти револьвера.

Калитку никто не сторожил. Толкнув ее, непрошеный гость проскользнул в воровское логово. Постройки внутри частокола выглядели значительно надежней, чем с внешней стороны. Дома членов шайки были сложены из кирпича или собраны из толстых бревен. Штаб песчаных гиен, единственное двухэтажное здание в Темных кущах, бандиты изрисовали сценами охоты в саванне. Над дверью красовалась надпись на кемети: "Стая или смерть". Примерно так Ги и представлял себе логово гиен. Непредвиденным и подозрительным был тот факт, что оно пустовало. Ни единая живая душа не вышла навстречу нарушителю границ.

Он обошел несколько домов, заглядывая внутрь. Все выглядело вполне обыденно: кровати, устроенные из тряпья и соломы, котлы над врытыми в землю очагами, самодельные шкафы, полные странных белому человеку вещей, алтари духов с подвешенными над ними обезглавленными жертвенными курами. Все это Ги много раз видел на Кемете. Но куда же, черт дери, пропали жильцы?

Разгадка ждала в штабе, и, хотя Ги предчувствовал неприятности, к их действительному масштабу оказался не готов. За расписной дверью таился кошмар.

Первым, что встретило его в штабе песчаных гиен, было жужжание.