координаты канала, на следующий день в условленное время настраивает свой ящик и погружается в мир эротических фантазий... хотя уместно ли говорить об "эротике"? На экране творится настоящий разврат, коему позавидовали бы пресыщенные императоры античности".

Перечисляя все известные варианты совокупления, включая свальный грех и секс во время месячных, Корбо элегантно издевался над аудиторией. С каждым новым предложением он вводил в повествование все более экзотические и шокирующие сцены и плавно подводил предвкушающих кульминацию читателей к самому главному:

"...и убийство с расчленением. Именно его увидел Батист в злополучную ночь третьего мая. Гражданка Денн Ларе, сотрудница юридического бюро «Шедерне» и по совместительству исполнительница фривольных ролей, была буквально изрублена на куски в присутствии визора, которого – спешу вас успокоить – убийца не тронул. Не думайте о Батисте плохо, уважаемые ценители черноты: намеревался посмотреть он вовсе не это. Его планам провести приятное время помешала длань жестокого рока. Впрочем, случай с гражданкой Ларе оказался не единственным в череде леденящих кровь преступлений".

Корбо подошел к статье со всей ответственностью. Он раскопал имена всех убитых актрис, взял интервью у нескольких зрителей, даже получил комментарий ("Пошел прочь, мудак! Сам бы поглядел на это вживую!") от визора Жаки. Похождениям Ги отводилась почти треть текста. Некоторые сведения были правдивы: визит в опиумный притон, убийство Раву, посещение «Трансконтиненталя», – но по большей части рассказ о нем оказался полным бредом. Исчезновение приписывали разборкам между порнодельцами; приметы преступника Корбо переврал, свалив все на Раву и в точности составив его словесный портрет; а шефа выставили желчным противником прогресса и едва ли не главным виновником смерти Денн, которую он не обеспечил достойной работой, толкнув тем самым на скользкую дорожку.

– Идиотия.

Ги скомкал газету и швырнул ее на пол. Впечатление от первой половины статьи оказалось замарано нежеланием автора признать, что ничего не знает о событиях, приведших к смерти Раву и исчезновению единственного докопавшегося до сути лица. Впрочем, если читатели поверили Корбо, Ги официально признали мертвым: "Сомневаться в печальной судьбе Деламорре может разве что безнадежный романтик, перечитавший бульварных детективов".

Впрочем, у статьи отыскалось и бесспорное преимущество. Читая ее, Ги так утомился, что быстро заснул и пробудился свежим и бодрым, насколько эти определения подходили к нынешнему состоянию.

Последующие дни внесли в процесс пролеживания боков приятное разнообразие. Сочтя Ги поправляющимся, Челеста разрешила ему читать газеты, которые раз в день приносила Рози. Он начал вставать, разминая отвыкшие от работы мышцы ног. Сначала он ковылял до туалета, брал горшок, подходил к двери и стучал. Обменяв горшок на тарелку супа и кувшин воды, Ги неспешно поедал уже приевшийся обед, посвящал часок-другой сводкам новостей и интервью, дремал, потом поднимался и ходил по комнате взад-вперед, пока не заявлялась Рози и не указывала на постель.

Хотя первопричиной проблем со здоровьем был серп под ребрами, главной проблемой на этапе выздоровления стал рацион. Без мясных блюд Ги отощал и ослаб. Попытавшись на седьмой день вернуться к активным нагрузкам, он начал отжиматься от пола, но больше двух десятков раз так и не сумел. Руки упорно отказывались распрямляться под невеликим весом исхудавшего тела. В тревоге и злости на собственную немощь Ги стал изобретать другие упражнения: поочередно поднимал ноги, наклонялся, приседал и отжимался от стены. Процесс шел медленно, но госпиталь Челесты он намеревался покинуть если не таким же, как до падения в сток, то хотя бы не полной развалиной.

С Челестой Ги общался еще дважды. Говорили они обо всем и ни о чем сразу. Темы варьировались от социалистической идеологии де Валансьена до искусства, и в собеседнице Ги нашел родственную душу и разносторонне развитую личность. Возможно, он был слишком снисходителен к спасительнице или просто истосковался по разговорам с живым понимающим человеком, но впервые с момента бегства в Лутецию ему кто-то настолько импонировал. Свена Ги в расчет не принимал. Тот не являлся миловидной женщиной.

Именно от Челесты он узнал, что Гран-Агора, день Большого Сбора, по просьбе роялистов перенесли на месяц назад. Пытались ли противники де Валансьена таким образом помешать ему набрать полную силу или сделали это в приступе отчаяния, Ги не знал. Как бы то ни было, он желал Партии Справедливости удачи. Газеты и журналы, которыми снабжала его Рози, переполняли сводки о самоубийствах отчаявшихся должников, истории о нищете, разъедавшей провинцию и колонии за исключением Ай-Лака, и репортажи со стачек в мануфактурах и на фабриках.

– Они уже не боятся печатать правду, – поделился Ги с Челестой. – Два года назад, если верить газетам того времени, Лутеция была настоящей страной фей, не знающей горя. Теперь же у нас ад на земле. Не потому, что все резко стало хуже, чем было, а потому что за разоблачающие статьи журналистам ничего не будет. А вот де Валансьен не забудет тех издателей, кто помог ему печатным словом.

– Слишком складно выходит.

– Логично же. А может, де Валансьен пустил часть вырученных от продажи собственности средств на пропаганду.

– В это куда проще верится, – сказала Челеста.

Скорее всего, она была права, но суть от этого не менялась. Половина газет превратилась в рупор, в который де Валансьен выкрикивал свои лозунги о равенстве.

– Я смогу выйти отсюда до Гран-Агора?

– Если не будешь терзать себя зарядкой. Рози мне все рассказала.

– Должен же я как-то двигаться.

– Ходи, – пресекла попытки протестовать Челеста.

– И вообще, мне мяса не хватает.

– У меня нет денег на твоего личного повара. Дела у меня испортились.

– А у дядюшки?

Челеста промолчала, и Ги предпочел не развивать тему взаимоотношений с дядюшкой.

Рози выпустила его из комнаты, лишь когда Челеста дала добро на возвращение в большой мир. Помимо палаты-камеры в госпитале были лишь кухня, каморка Рози, да две запертые на замок двери.

– Понимаю, что остановиться тебе негде, – сказала на прощание Челеста. – Так что возвращайся, когда захочешь.

– Постараюсь без ран и ушибов.

– Этим окажешь мне услугу. – Она усмехнулась. – Успехов, что бы ты ни задумал.

Челеста не лукавила, говоря о финансовых трудностях. Район, в котором находился ее необычный госпиталь, располагался на самой окраине внешних районов, куда с ростом города оттеснились фабрики и бараки, населенные рабочими. Здесь встречались и чадящие дымовые трубы, и проложенные поперек улиц рельсы,