Влетев в распахнутое окно, ворон заметался по светлице, опрокидывая выставленную на полках утварь. Ударившись о грудь спящего воеводы, закричал:

— Аким! Аким!

Но Аким не слышал. Он лежал неподвижно, бледный, едва живой, раскинув руки.

— Аким! — вновь закричал ворон, переходя с груди на руку.

Ударив клювом в ладонь, птица взглянула на воеводу, не дождавшись признаков пробуждения, ударила ещё раз. Алая кровь потекла по ладони, но витязь так и не проснулся.

* * *

Топот копыт сотряс землю, тяжёлое лошадиное дыхание смешалось со стрекотом сверчков и отдалёнными раскатами грома. Всадник гнал коня во весь опор, за ним, едва поспевая, следовал второй. Вырвавшись из сумрачного леса, воины устремились к утопающему во мраке острогу. Свет факелов был едва различим, искрой тлел в узких бойницах. Припав к шее коня, Рода зашептала:

— Давай, родимый, быстрее.

Казалось, что быстрее быть уже не может, что мускулистое тело выжимает из себя последние силы, но конь ускорился, приближая хозяйку к бревенчатым стенам.

Заприметив всадников, дозорные поспешили отворить ворота. Едва створки разомкнулись, как в острог ворвалась Родослава. Соскочив с валящегося коня, она бросилась к отцовской избе, не удостоив дружинников даже взглядом. Время неумолимо утекало, путь до избы казался невероятно длинным, из распахнутого окна слышался крик ворона. Вбежав в светлицу, Рода бросилась к кровати, вцепилась в рубаху отца. Он едва дышал, посиневшие губы дрожали. Выхватив из-за пояса кинжал, дочь уколола свой палец, коснувшись лба воеводы, начертила кровью треугольник, обращённый углом вниз.

— Мара-матерь, Нави двери запираешь, живых от мёртвых отделяешь, тьму от света отсекаешь. Услышь меня, мати, по крови на зов приди. Пробуди витязя, что всю жизнь верой да правдой Богам да люду служил.

Иней выступил на изголовье кровати, незримое марево задрожало над богатырём. Ворон расправил крылья, приветствуя дыхание Мары. Родослава сжала плечи отца, вновь зашептала молитву. Аким захрипел, пальцы судорожно сжали покрывало; сон медленно выпускал богатыря. В сенях послышались торопливые шаги; ворон взлетел, закружился, закричал:

— Аким!

Аким с трудом приоткрыл веки, увидев перед собой дочь, схватил её руку.

— Убей дракона, — прохрипел он. — Рода, убей его.

Ворвавшись в светлицу, Велибор в несколько шагов поравнялся с Родославой. Он видел, как Аким вымученно улыбнулся ей, как застывает его взор.

— Нет, — рыкнула богатырша, сжав лицо воеводы, — отец! Какой дракон?

— Аким! — не унимался ворон, опустившись на изголовье кровати.

— Ну уж нет, — прошипела Родослава, нависнув над бледным ликом. Всмотревшись в застывшие глаза, она отпустила душу, следуя за отцом.

В этот миг Велибор увидел, как от ворона отделилось полупрозрачное облачко, потянулось к лицу воеводы и пропало. Птица застыла, словно набитое чучело. Так же окаменела и Рода, кожа побледнела, пальцы впились в щёки отца. Сжав её плечи, Велибор взглянул в глаза — серая радужка поблёкла, почти слившись с белком. Страх сдавил грудь воина, задрожал в сердце. Не смея ни позвать её, ни попытаться пробудить, Велибор молча смотрел в остекленелые глаза, мысленно моля Богов не забирать у него Роду.

Прыжок в Навь отозвался холодом. Желтоватый свет застывшего солнца лишь слепил глаза, не неся тепла. Закрываясь руками от мнимого светила, Родослава увидела отца, обвитого с ног до головы змеиными кольцами. Чудовища, внешне напоминающие родных и её саму, сжимая богатыря, тянули его к чёрной бездне. Женщина бросилась к отцу, вцепилась в чешуйчатые тела, пытаясь разжать скользкие витки. Всё, что смог сделать Аким, — это протянуть дочери руку. Схватив широкую кисть, Рода оглянулась — за ней следовала коренастая тень деда-Абатура, медленно приобретая знакомые черты. Лишённая оков плоти, воительница обратилась рекой, волнами любимой с раннего детства Охоты. Ледяные струи потекли по груди Акима, протискиваясь между ним и змеиными кольцами. Набирая силу, вода оттесняла чудищ, разводила губительные путы.

Старый воин подоспел к Родославе, ухватив Акима под руки, вытащил из вьющегося кокона.

— Он, — прохрипел воевода, всматриваясь в бледный, изрезанный морщинами лик отца, — он во мне…

— Потерпи, сынок, потерпи, — ласково шепнул Абатур, запуская руку в грудь богатыря.

Дрожащие костлявые пальцы коснулись кожи, вошли внутрь, словно свет в воду. Абатур искал в груди сына чуждое существо, причиняя родной душе боль. Родослава бурлящим потоком кутала чудищ, тянущих змеиные руки к Акиму. Поднявшись водяным столбом, воительница заперла порождения тьмы в своём чреве, ожидая слов деда.

Ухватив что-то тонкое и извивающееся, Абатур вытянул из груди сына маленького чёрного дракона, наотмашь бросил его о землю. Вмиг потускнело солнце, иллюзорный мир воспоминаний канул во тьму, даже шипящие змеи исчезли, словно и не были вовсе. Дракон взвился, заревел. Тьма потянулась к нему, питая силой; он стремительно рос, увеличивался, расправляя рваные смоляные крылья. Чешуйчатая шкура свисала с оголённых костей, лоскутами покачивалась при каждом взмахе крыльев. Аким вновь застонал, свернулся клубком, закрывая уши. Вода обрела черты женского тела — Рода медленно направилась к отцу, не спуская взора с ящера. Выпрямившись, Абатур обнажил меч, встал перед драконом, закрывая собой сына. Но очередной взмах крыльев заставил мудрого старца застыть на месте. Не понимая, что происходит, Абатур уставился на свои руки, от которых тонкими нитями тянулся свет к смоляной чешуе.

— Он выпивает меня, — рыкнул старик, атакуя дракона мечом.

Тяжёлый клинок лязгнул о лапу, срубив три когтистых пальца. Ящер зарычал, попятился, но вновь вытянулся в атаке, желая ухватить зубами старого витязя. Абатур уклонился, провернув меч, отрубил дракону рог. Под рёв чудовища витязь смотрел на струящийся свет, покидающий его, — с каждым движением сил становилось всё меньше. Водяным вихрем Рода пронеслась мимо отца, шумящим заслоном встала между драконом и дедом. Направив в ящера волны, обрушила всю мощь на чешуйчатую голову, но провалилась, ничего не встретив на своём пути. Вновь обретя женские черты, Рода всмотрелась в ревущее чудище; не понимая, почему не может коснуться его, рванула к деду. Обвив Абатура водяным коконом, воительница удерживала свет его духа, не давая дракону питаться им. Резко отстранившись, дед пригнулся, пропуская над собой длинный хвост. Ухватившись за косматый кончик, Абатур подлетел, перехватил меч и вонзил клинок в глаз ящера. Оглушительный вой вырвался из зубастой пасти, с чёрных крыльев сорвались ветры. Дракон взлетел, закрутился, размываясь в угольную тучу. Родослава вытянулась куполом, укрывая от звериного гнева родных.

Рёв иссяк, тьма в одночасье уступила свету. Рассыпавшись струями, Родослава обрушилась на землю. Малые ручейки потянулись друг к другу, слились в полупрозрачное тело. Обретая привычный облик, воительница поднялась с земли. Покачиваясь, направилась к отцу, убирая с лица мокрые пряди. Абатур, сжав широченные плечи сына, помог ему сесть.

— Кто это был? —