точно так же, как в письме Марка священник говорит: «Вы слышали богохульство, что же вы думаете?» и как теперь отвечают другие, он виновен в смерти. Разница лишь в том, что если Иеремия умел оправдываться и был расстрелян князьями, то свидетельство об этом изречении Иисуса не могло решить дело, которое здесь должно было закончиться смертью, и только заявление Иисуса о том, что он Мессия, должно было привести к осуждению.

Но те жестокости, которым подвергся Иисус после осуждения, были совершенно необходимы и не могли не коснуться Мессии, чтобы исполнилось то, что Дух Святой задолго до этого пророку продиктовал о судьбе Мессии.

5. Отречение Петра.

В обычной для Четвертого Евангелия манере, когда слова становятся ценными и достойными Господа только тогда, когда они становятся совершенно бессодержательными, плывущими или кретинскими, Иисус говорит ученикам во время последнего ужина, что теперь Он должен сказать им то же самое, что когда-то сказал иудеям, — что они ищут Его, но куда Он идет, туда не могут прийти. Конечно, ученики не должны понимать эти слова так же, как понимали их в то время иудеи. Поэтому Петр с любопытством спрашивает: куда Ты идешь? Куда Я иду, отвечает Иисус, Петр вряд ли стал мудрее, сейчас ты не можешь идти, но позже, — добавляет Иисус, имея в виду легенду о смерти Петра на кресте, — ты пойдешь за Мной. И снова, в манере четвертой, естественно, что Петр не понимает ни слова из того, что говорит Иисус, а скорее недоумевает, почему он уже не может следовать за Господом, раз тот готов отдать за него жизнь. Ты? ответил Иисус, — ты положишь за Меня жизнь свою? Истинно, истинно говорю тебе: прежде нежели прокричит петух, трижды отречешься от Меня.

Лука тоже вставляет в этот архетип весьма неприличные рефлексии. В какой-то момент, уладив детский спор учеников о старшинстве, Иисус замечает: «Симон, Симон, сатана захотел тебя, чтобы просеять тебя, как просеял волхва; но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя, и чтобы, когда ты обратишься когда-нибудь, — это тоже размышление о будущем, но что за рефлексия! Неужели «когда-нибудь» так далеко? Разве оно не должно завершиться с петухами? — так укрепляй братьев твоих. Петр молится о том, чтобы последовать за Господом в темницу и на смерть, после чего он должен услышать, что скорее трижды отречется от Него, чем сегодня прокричит петух.

Лука приводит в движение три механизма, и каждый из них делает второй лишним или иллюзорным. Ведь если шокирующее впечатление от петухов полностью парализовано и аннулировано, когда молитва Иисуса должна привести к решению, то молитва снова становится лишней, когда Петр приводится в себя сразу после третьего отречения, когда Господь — мы не знаем, как это было возможно, поскольку Иисус находился внутри палладиума, а Петр снаружи во дворе, — повернулся к нему и посмотрел на него.

У Матфея, сохранившего верность первоначальному изложению, Господь, и это правильно и уместно, замечает при отходе в Гефсиманию, что в эту ночь все будут гневаться на Него, так что это сказано прежде всех, ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы стада. Петр, заметьте, с ходу заявляет, что даже если бы все так поступили, он не будет на него обижаться, а предполагает обратное, даже после того, как Иисус сказал ему, что в эту ночь он трижды отречется от Него, прежде чем прокричит петух. Остальные ученики также заверяют его, что будут стоять твердо, как и в случае с Марком, только оригинальный характер его сообщения скрыт в более тонком пожирании антитезы: «В эту ночь, прежде нежели дважды прокричит петух, ты трижды отречешься от Меня!

Мы уже видели, что означает удивительная историческая осведомленность четвертого, что Иисуса ведут во дворец Анны, что в том же дворце, в который он попал при посредничестве другого ученика, Петр отрекается от Господа, что означает эта восхитительная живость. Сначала Петр должен отречься от Господа перед привратником палладиума, когда он получил вход при посредничестве другого ученика — как некстати здесь, где Петр должен стоять один, появляется другой ученик, какую отвратительную или бессмысленную роль играет этот другой, Затем Петр отрекается от своего учителя перед слугами, с которыми он греется у огня, и повторяет свое отречение, когда родственник бедного Малхуса говорит ему, что видел его в саду! Затем прокричал петух.

Мы сразу же возвращаемся к первоисточнику. Петр, последовавший за своим господином во дворец первосвященника, грелся во дворе у огня. Одна из служанок обратилась к нему как к человеку, который тоже был в обществе Иисуса Назарянина, он отрекся, удалился на крыльцо, и тут прокричал петух. Та же служанка, увидев его снова, отстраняет его от прохожих, он отрицает это и — обратите внимание на эту связь! — снова, когда вскоре после этого прохожие заметили, что предал его галилеянин. Петр с клятвой отрекается и на этот раз, затем кричит петух, он вспоминает слова Иисуса, и на все это четвертый уже не рассчитывал после своих великих усилий. Это последовательность и простота изложения, экономия средств и тем больший эффект.

Лука уже нарушает закон экономии, когда не позволяет служанке появиться дважды, но во второй раз «ведет другого к Петру, а в третий раз опять другого», даже без позы, и говорит, что Петр — один из компании, но как он мог сказать? ведь он тоже галилеянин. Лука также уже упустил из виду, что дважды прокричавший петух скрепляет развитие всей картины. То же самое упустил из виду и Матфей, который не менее не заметил, как прекрасно и просто то, что та же самая служанка, которая первая и единственная узнала Петра, показывает его остальным во второй раз: во второй раз он позволяет появиться другой служанке.

Марк сначала выдумал всю эту историю и привел ее для того, чтобы усилить впечатление хромоты, в которой стоит Господь после своего осуждения. Иисус должен был в то же время предсказать падение Петра, чтобы можно было с уверенностью сказать, что он со спокойствием и уверенностью в себе не только был выше столкновения, но и нисколько не был удивлен каким-либо его проявлением.

Петр не обидится на нас, если мы включим сюда в качестве приложения критику сообщений о конце предателя.

6. Конец предателя.

В своем Евангелии Лука остается верен первоначальному типу евангельского повествования, так как ничего не рассказывает о конечной судьбе Иуды. Лишь в Деяниях