как Джек целует меня, и он мне что-то говорил, но я, честно сказать, мало, что помню. И это неимоверное счастье держать на руках ребёнка, которого ты так хотел и так ждал. Крохотные ручки, пальчики, всё такое маленькое, я уже и забыла, какие дети крохотные. Но… я не могу сказать, что всё прошло идеально.

Когда мне положили ребёнка на грудь, я была ещё под сильным шоком и мало, что вообще чувствовала, но немного погодя я поняла, что что-то явно не так. Я попросила забрать у меня ребёнка, я чувствовала сильную боль в ребре, там, где шрам. Майло передали Джеку, он впервые взял ребёнка на руки, пока я могла думать лишь о колющей боли в ребре. Оно всё же треснуло, но не сломалась, а благодаря врачам, я быстро поправилась.

Для меня невероятное счастье не только видеть своего маленького здорового сына, но и видеть, как Джек, как мой муж держит его на руках, как он держит на руках нашего с ним сына. Это дороже всего на свете. И я безумно люблю Жози, я люблю Кристофера, но… Майло, этот маленький мальчик он… он наш с Джеком, он не Молли, не Брайана, он только наш. И так странно осознавать, что у нас ещё много лет назад должен был родиться такой малыш, но, наверное, всё случилось так как должно было случиться. Мы прошли через многое, через очень многое, набрались самого разного опыта, пережили вместе самое ужасное и самое прекрасное в наших жизнях, и также мы пережили подобное порознь. Мы выросли, стали теми, кем хотели, по одиночке мы пытались залечить свои раны, но получали лишь новые. И в конечном итоге, мы, как и много раз до этого, вновь вернулись другу к другу, в какой уже раз убеждаясь, что никто другой нам не нужен. И сложно поверить, но это наш с Джеком финал, и, я часто думала, что никто из нас так и не выиграл, но нет, мы с Джеком выиграли, выиграли в эту ужасную игру Верхнего Ист-Сайда, в которой обычно нет победителей. Мы обрели всё, что хотели, друзей, репутацию, карьеру и самое главное друг друга, и да, цена была слишком высока, но на Верхнем Ист-Сайде даже заплатив мы могли остаться ни с чем. И, если честно, то я не совсем верю в то, что для нас это действительно конец игры. Кто знает, может, уже завтра жизнь вновь предоставит нам уже новые проблемы. И даже если и так, то мы с Джеком обязательно со всем справимся, потому что мы будем бороться друг за друга, потому что мы вместе будем защищать за нашу семью.

Эпилог

Два года спустя.

Холодный ветер развивает мои волосы, когда я прохожу по каменной тропинке, выбираясь из гущи деревьев и выходя к океану, чьи неспокойные волны бьются о камни на берегу. Когда ноябрьский ветер обдувает меня с новой силой, я скрещиваю руки на груди, пытаясь сохранить тепло и сильнее закутаться в слишком большую, но в такую тёплую и уютную кофту моего мужа. И сходя с каменной тропинки на белый песок, я иду уже по давно изученному мною берегу, ища взглядом Джека, и стоит мне обойти упавшее дерево, как я замечаю его сидящего на песку в безопасном расстоянии от воды. Взгляд Джека всё такой же стеклянный как и неделю назад, он устремлён на бушующую океанскую воду, и его лицо не выражает ничего кроме пугающей пустоты.

С лёгкостью на душе, что Джек здесь, и с тяжестью на сердце я подхожу к мужу, чувствуя, как от холода уже, кажется, онемел нос.

— Привет, — довольно тихо говорю я, и Джек словно просыпаясь, переводит на меня стеклянный взгляд. Моё сердце разрывается от боли, мне так жаль, что я ничем не могу ему помочь. — Ты замёрз, — сажусь Джеку на колени я, обхватив его ногами и обняв его, почувствовав его тепло всем телом, и опустив голову на его плечо.

— Привет, Клэри, — тихим хрипловатым голосом говорит он, неуверенно отвечая на мои объятия, и я зажмуриваю глаза, едва сдерживая печаль на сердце и сильнее обнимаю Джека, сильнее прижимаюсь к нему, и уже едва ли не прошу его обнять меня посильнее, как он сам это делает.

Я бы хотела забрать его боль, хотя бы малую его часть, но я как никто другой знаю, что эту боль не заберёшь, её не утешишь, и это та боль, от которой уже никогда не избавишься…

— Нет, я не замёрз, — всё также тихо говорит Джек, и я судорожно выдыхаю, чувствуя, как он обнимает меня ещё крепче, а уже через мгновение Джек опускает голову на моё плечо, пряча лицо в моих волосах, и я чувствую его горячее дыхание на своей шее, которая тут же покрывается мурашками.

Мы сидим так в тихом молчании не меньше десяти минут, слыша лишь шум волн, ветра и шелест деревьев. Мы на Лонг-Айленд, мы здесь лишь вдвоём, без охраны и без детей. Кристофер сейчас с Молли, Жози и Майло у Джессики, они с Сэмом согласились принять их на эти три дня, которые мы с Джеком проводим на этом острове в полном одиночестве и на то есть причины.

Неделю назад скончался отец Джека — Том. Рак лёгких, 4 стадия. О раке он сообщил семье за два месяца до своей смерти, а до этого он знал свой диагноз уже почти полгода, но он никому не сообщал о нём. Я была на том семейном ужине, когда Том рассказал о болезни. Сказать, что все были шокированы — абсолютно ничего не сказать. Даже Майя не знала, не то чтобы Джек. Мистер Фостер сказал, что ему осталось около года, как сообщил ему врач, но год каким-то образом сократился до двух месяцев.

Джек был в ярости, когда узнал, что его отец полностью отказался от лечения, он пытался найти для него лучших врачей, но Том наотрез отказался от врачебной помощи, сказав, что всё это уже просто бесполезные страдания. Рак обнаружили слишком поздно, и хотя бы частичное выздоровление или улучшение ситуации было близко к нулю.

Ни Майя, ни мы с Джеком не ожидали, что у нас есть всего два месяца. Том вёл себя как и обычно, ухудшения его самочувствия практически не было. Том всегда вёл себя довольно отстранённо по отношению практически ко всем, в том числе и по отношению к