из которых были сделаны во Франции за три года; теперь Франция впервые признала, что у Германии есть литература.3. Молодой атеист

У духовенства был повод беспокоиться о Гете, ведь на этом этапе он открыто враждовал с христианской церковью. «Он почитает христианскую религию, — писал Кестнер в 1772 году, — но не в той форме, которую придают ей наши богословы… Он не ходит в церковь, не причащается и редко молится».53 Гете особенно не любил христианский акцент на грехе и раскаянии;54 Он предпочитал грешить без угрызений совести. Он писал Гердеру (около 1774 года): «Если бы только все учение Христа не было таким вздором, что я, как человек, бедное ограниченное существо с желаниями и потребностями, прихожу от него в ярость!»55 Он задумал драму о Прометее как символе того, что человек бросает вызов богам; он написал лишь пролог, который потряс Якоби и порадовал Лессинга. То, что от него осталось, — самый радикальный из антирелигиозных выпадов Гете. Прометей говорит:

Покрой небо, Зевс, облачным туманом, И развлекайся, как ребенок, срубающий головки чертополоха, На дубах и горных вершинах! Мою землю ты должен оставить в покое, И мой домик, который ты не строил, И мой очаг, чьему сиянию ты завидуешь. Я не знаю ничего беднее под солнцем, чем вы, о боги! Вы питаете свое величество с трудом Из жертвоприношений и вотивных молитв, И оно бы умерло с голоду, Если бы не дети и нищие, такие хмельные глупцы. Когда я был еще ребенком и не знал, о чем думать, мои заблуждающиеся глаза были обращены к солнцу, как будто там могло быть ухо, чтобы услышать мои жалобы, и сердце, подобное моему, чтобы пожалеть смятенную душу. Кто помог мне противостоять дерзости титанов? Кто спас меня от смерти, от рабства? Не само ли мое святое, сияющее сердце Совершило все это, но, юное и доброе, И обманутое, благодарит Спящего там, наверху? Почтить тебя? За что? Облегчал ли ты когда-нибудь печали тяжко нагруженных? Разве ты не осушал слезы страдающих? Разве меня не вылепили из человека всемогущее Время и вечная Судьба — мои и ваши хозяева?.. Здесь сижу я, создавая людей по своему образу и подобию, Расу, которая может быть похожа на меня, Горевать и плакать, радоваться и веселиться, И презирать вас, как и я.

От этого надира гордого атеизма Гете медленно перешел к более мягкому пантеизму Спинозы. Лаватер сообщал, что «Гете много рассказывал нам о Спинозе и его сочинениях… Он был чрезвычайно справедливым, честным, бедным человеком… Все современные деисты черпали прежде всего из него… Его переписка, добавил Гёте, была самой интересной во всем мире в том, что касается прямоты и человеколюбия».56 Сорок два года спустя Гете сказал Карлу Зельтеру, что наиболее повлиявшими на него писателями были Шекспир, Спиноза и Линней.57 9 июня 1785 года он подтвердил получение книги Якоби «Об учении Спинозы»; его обсуждение интерпретации Якоби свидетельствует о значительном изучении еврейского философа-святого. «Спиноза, — писал он, — не доказывает существование Бога; он доказывает, что бытие [реальность материи-разума] есть Бог. Пусть другие называют его атеистом по этому поводу; я же склонен называть и восхвалять его как самого благочестивого и даже самого христианского….. Я получаю от него самые благотворные влияния на мое мышление и поступки».58 В своей автобиографии Гёте отметил свой ответ Якоби:

К счастью, я уже подготовился к этому… в какой-то мере овладев мыслями и умом необыкновенного человека…Этим умом, который так решительно подействовал на меня и которому суждено было так глубоко повлиять на весь мой образ мыслей, был Спиноза. После тщетных поисков в мире средства развития для моей странной натуры я наконец наткнулся на «Этику» этого философа….. Я нашел в ней успокоение для своих страстей; и передо мной открылся свободный, широкий вид на разумный и нравственный мир….. Я никогда не был настолько самонадеян, чтобы думать, что прекрасно понимаю человека, который… поднял себя, благодаря математическим и раввинским исследованиям, до высочайшего уровня мысли, и чье имя даже в наши дни, кажется, обозначает предел всех спекулятивных усилий».59

Он придавал дополнительную теплоту своему спинозистскому пантеизму тем, как сильно он любил природу. Он не просто находил удовольствие в ярких полях, мистических лесах, растениях и цветах, размножающихся с таким буйным разнообразием; он также любил более суровые настроения природы, любил бороться с ветром, дождем или снегом, подниматься на опасные горные вершины. Он говорил о природе как о матери, из груди которой он высасывал сок и изюминку жизни. В стихотворной рапсодии в прозе «Природа» (1780) он с религиозным чувством выразил свою смиренную покорность и счастливую поглощенность порождающими и разрушительными силами, которые охватывают человека.