Меня больше не бесит находиться в его присутствии (не так сильно), и я почти забыла, что произошло в комнате отдыха. (Пускай у меня и пересохло в горле, когда я вчера увидела, как он набирает стакан воды. Будет ужасно, если это превратится в дурацкий фетиш.) Может, у нас получится стать друзьями. В наших отношениях с Паломой перевес изначально был в ее сторону. Но с Домиником мы можем стать равными. Неслыханно – на общественном-то радио.

Я пялюсь на его ботинок. Лакированная кожа, чистые шнурки. Когда он рядом, то не такой грозный, но даже более загадочный.

– Ну что, еще раз? – спрашиваю я, и он нажимает на кнопку записи.

* * *

Никто из наших слушателей меня не увидит, но я все равно решаю приодеться в день премьеры. На мне фактурное серое мини-платье, узорчатые колготки и туфли «Мэри Джейн» лавандового цвета, найденные нами с Аминой на барахолке в прошлом году. Мои густые волосы, как обычно, собраны в хвост, но я выпрямляю челку, и она выглядит гладкой и блестящей. Я подумываю надеть контактные линзы, но последний раз пользовалась ими сто лет назад и так привыкла к очкам в черепаховой оправе, что не могу себе позволить малейших проблем со зрением.

«Для радио у тебя лицо что надо», – говорил мне мой папа с ухмылкой. Папины шутки на пять с плюсом. Как же я по ним скучаю.

Утро проползает мимо примерно так же мучительно, как удаление корней больного зуба. За обедом я насильно запихиваю в живот треть сэндвича из магазина на первом этаже, пока Рути пробегает по плану, сидя рядом. Я умудряюсь запачкать юбку горчицей и трачу пятнадцать минут в ванной на то, чтобы оттереть ее.

Кент проходит мимо наших мест, когда мы с Домиником репетируем вступление.

– Моя любимая парочка, – говорит он, красноречиво указывая на галстук с купидончиками, который надел в нашу честь. – Или любимая парочка бывших. У вас все получится. Мы все в вас очень верим.

Но в его словах угадывается и определенный подтекст:

«Не облажайтесь».

Рути распечатывает финальную версию плана. На первом выпуске гостей не будет – будем только мы с Домиником со своими выдуманными историями в ожидании звонков.

Я спотыкаюсь на ровном месте, идя по коридору в студию.

– Ты в порядке? – спрашивает Доминик, хватая меня за локоть и помогая выпрямиться. У платья короткий рукав, и его пальцы тепло касаются моей кожи.

«Теперь – нет».

– Пять из пяти, – выдавливаю я.

Рути влетает в студию, ставя перед нами по стакану.

– Вода для любимых ведущих, – пропевает она.

– Спасибо. Чуть о ней не забыла. – Хотя я и прислуживала перед Паломой сотни раз, не хочу, чтобы Рути думала, будто обязана это делать. – Как тебе удается сохранять спокойствие? Я полчаса назад еще раз нанесла дезодорант и все равно обливаюсь потом.

– Я твой продюсер, – отвечает она. – Сохранять спокойствие – моя работа.

Рути права – было бы куда хуже, если бы она тоже перепугалась до смерти.

Интересно, насколько хуже все было бы, узнай она, что мы никогда не встречались.

К счастью, нервы отвлекают от чувства вины. Не сегодня. Не тогда, когда я в пяти минутах от мечты всей своей жизни. Рути исчезает в смежной студии, а мы с Домиником садимся рядом в крутящиеся кресла и надеваем наушники.

Загорается знак «ИДЕТ ЗАПИСЬ».

– А теперь – премьера нашей новой передачи «Экс-просвет», – говорит Джейсон Бернс. – Но сперва – заголовки от НОР.

Это правда происходит. Мы выходим в прямой эфир.

Моей собственной передачи.

– У меня в спортивной сумке медицинский антиперспирант, – говорит Доминик. – Могу попросить Рути принести.

Я смотрю на него в ужасе. Мы вместе в небольшом замкнутом помещении. Я бы умерла, если бы он решил, что я плохо пахну. И точно умру, если у меня пятна под мышками.

– А он мне нужен?

– О черт. Нет. Нет. Просто ты волновалась, вот я и подумал предложить. От тебя нормально пахнет. Чем-то… цитрусовым. Приятный запах.

Приятный запах, а не «от тебя приятно пахнет». Большая разница.

– Спасибо, – говорю я неуверенно, принимая комплимент от имени своего шампуня «Бёртс биз».

Он дергает ногой под столом. Сегодня на нем темные джинсы.

– Что это у тебя там происходит? – спрашиваю я.

Я вспоминаю его признание о страхе сцены. Он говорил, что на радио, без видимой публики, все будет в порядке. Господи, надеюсь, он не врал.

– А. Это я пытаюсь не показывать, как сильно волнуюсь. По мне не видно?

– Еще как видно, – отвечаю я. – По нам обоим.

Краешек его рта дергается. Я начинаю понимать, что он делает это постоянно. Он словно не желает признавать, что я умею его рассмешить – как будто настоящий смех разрушит его стоический фасад.

– Ну, тогда есть хоть что-то, в чем мы оба профи, – говорит он. Он отпивает воду, и мое сердце ускоряется – на сей раз по совершенно другой причине.

Сосредоточься. Я пробегаюсь по сценарию. Как Паломе удавалось все сделать настолько естественным? Отрепетированное вступление, байки, перерывы на рекламу… И все же невозможно быть готовой ко всему. Если кто-нибудь позвонит с вопросом, которого нет у меня в сценарии, смогу ли я на него ответить?

ЧБСЗБМ?

Голос Рути раздается у нас в наушниках.

– Тридцать секунд, – говорит она, немного задыхаясь.

Я скрещиваю и размыкаю ноги. Царапаю пятно от горчицы. Пытаюсь глотнуть воды и немного проливаю на подбородок.

– Эй, – говорит Доминик прямо перед десятисекундной готовностью. Наконец его нога перестает бешено трястись, и он дотрагивается своим коленом моего. – Шай. Представь, что мы говорим только друг с другом.

– Точно. Точно. Мы справимся.

Мы встречаемся взглядами.

– Я правда рад, что ты уговорила меня в этом поучаствовать.

Затем Рути подает нам сигнал.

И мы в эфире.

«Экс-просвет», выпуск 1: «Почему мы расстались»

Расшифровка

:

«Ты называешь себя свободной, дикой. И ты так боишься, что кто-то посадит тебя в клетку. Детка, ты уже в клетке…» («Завтрак у Тиффани»)

«Тебе нельзя быть там, куда я езжу, ты не можешь быть частью того, что я делаю…» («Касабланка»)

«Честно говоря, моя дорогая, мне наплевать». («Унесенные ветром»)