– Да, есть такое, – говорю я, потому что «еще как» может напугать ее. Я хочу быть классной дочкой без предрассудков, но не понимаю как. Я так привыкла к нашей крошечной семье.

Но я привыкла и к «Звукам Пьюджет». Работа меняется, и тем не менее пока что все нормально – за исключением того, что произошло в комнате отдыха.

– У нас с твоим папой была именно такая свадьба, какую мы хотели, – продолжает мама, распуская мои волосы и проводя сквозь них пальцами, как делала, когда я была ребенком. – Наши родители не ладили – у них были разные представления о том, какой должна быть свадьба. Мои настаивали на традиционной еврейской, а непрактикующие родители Дэна не хотели, чтобы она была религиозной. – Мои бабушка с дедом по линии отца живут в Аризоне, а родители мамы умерли, когда я была маленькой. – А теперь я старше, и мы все можем решить между собой – только между нами.

– Может быть, в этом все и дело, – говорю я, пытаясь звучать увереннее, чем чувствую себя внутри. – Что все лишь между вами, в то время как я всегда считала, что все лишь между нами.

На секунду слова повисают в воздухе, а затем, когда мама меняется в лице, я тотчас же сожалею о том, что сказала.

– Блин, это так эгоистично, прости меня. Прости. Просто я вспомнила, что не знала о том, что ты собираешься сделать Филу предложение, а Амина спросила, знала ли я об этом, и…

Но мама качает головой и потирает ямку у горла, как делает всякий раз, когда нервничает.

– Нет, ты права. Мы ведь десять лет были только вдвоем. Мне нужно сперва было обсудить все с тобой. Прости меня. – Она бросает взгляд на пол, а затем на меня, и на мгновение я вижу не просто свою маму, а женщину, которая ошиблась и отчаянно просит прощения. – Но ведь ты не против, да? Не против Фила?

– Господи, мам, нет. Нет. Я обожаю Фила. – Я сжимаю ее руку. – Я не злюсь. Совсем. Клянусь. Я просто… привыкаю.

– Думаю, мы все будем какое-то время привыкать, – говорит она. – Я хочу, чтобы ты поучаствовала в приготовлениях так, как хочется тебе самой, ладно?

– Ладно, но если ты заставишь меня надеть что-то цвета шартрез, я точно встану, когда священник спросит, возражает ли кто-нибудь против брака.

Она торжественно кивает.

– И будешь права.

Затем она поворачивается к зеркалу, словно вспомнив, что наполовину раздета. Она встает, выпрямляется, и я вижу, что на ней не платье, а элегантный темно-синий комбинезон с длинными гладкими линиями и завязками спереди. Соответствующий ее возрасту, но вместе с тем нетрадиционный, представительный, но неброский.

Она ухмыляется, и я впервые понимаю, что у нас одна и та же улыбка.

Может быть, я слишком редко видела ее – и свою – улыбку.

– Кажется, это оно, – говорит она.

* * *

В воскресенье днем Мэри Бет Баркли стоит у меня в гостиной, играя в гляделки со Стивом.

– Спасибо большое, что пришли, – говорю я. – Он немного буйный. Очаровательно буйный.

Мэри Бет отмахивается от благодарностей.

– Ну разве ты не милашка? – сказала она, когда зашла и дала ему кусок сыра из поясной сумки. – Ему не хватает границ и дисциплины. Такое всегда случается с людьми, которые впервые заводят собак – особенно собак без социализации. Он должен понять, что вы – альфа.

Она начинает с того, что называет его по имени и угощает, когда он на него откликается. Затем мы пробуем несколько базовых команд и тренировку на поводке.

– Это не вы гуляете с ним, а он с вами, – говорит Мэри Бет, когда мы выходим наружу и Стив тащит меня к своему любимому дереву. – Сколько он весит?

– Э-э-э. Три килограмма.

– Вы – альфа, – повторяет она, и я решаю не говорить ей, что сплю в гостевой. – Обязательно ему это покажите. Не он здесь главный. Этот выгул – ваше решение, а не его. Это вы его ведете, а не наоборот.

То бишь я, по сути, продюсер его жизни – а уж это я делать умею.

Он натягивает поводок, но я твердо стою на месте. Немного поборовшись, он рысью подбегает ко мне, ослабив поводок, а когда я делаю шаг в другом направлении, он и в самом деле следует за мной.

– Хороший мальчик! – практически визжу я; он пугается, но я успокаиваю его вкусняшкой.

После часа прогулки мы возвращаемся домой, изможденные, но ликующие.

Мэри Бет тянется, чтобы почесать у него за ухом.

– Ты будешь хорошим мальчиком, – говорит она. – Тебе просто нужно немного помочь.

Я благодарю Мэри Бет, но от денег она отказывается.

– После вашей передачи у меня появилось столько клиентов, – говорит она, и по груди у меня растекается горько-сладкая теплота. Мы занимались чем-то важным. Я всегда верила в это, несмотря на те моменты, когда Доминик заставлял меня усомниться в себе. – Я с нетерпением жду вашей новой передачи, пускай она и не совсем о собаках.

Тренировка лишает меня сил на весь день – в каком-то смысле это даже хорошо, потому что ко мне наконец подкрался страх первого эфира. Стив спит – не в моей кровати, а в своей, – а я наверстываю пару подкастов о дейтинге, лениво обмениваясь сообщениями с Аминой.

Без пятнадцати восемь приходит сообщение с неизвестного номера. Я крашу ногти в серый, стоя в ванной комнате, и так пугаюсь, что едва не роняю телефон в раковину.