Шрифт:
Закладка:
Нет, великаны не глупее своих малорослых соплеменников, зато они, как правило, беспечнее. Глотка был на вес небольшой свиньи тяжелее любого из здешних выпивох, он привык чувствовать себя неуязвимым. Если его не отвратил от выпивки назревающий бунт целого города, станет ли он опасаться одной-единственной женщины – маленькой и безоружной на вид. Пожалуй, во всем Аннуре нашлось бы всего несколько десятков женщин – из кеттрал или жриц Ананшаэля, – справившихся бы с ним в рукопашной. Он не многим рисковал, выйдя со мной на зады.
К несчастью для Глотки, иногда проигрывает и верная ставка. На то и игра.
Прежде чем отправиться за мной, легионер довел до конца еще одну песню. Я, пока ждала, вытянула из чехлов оба ножа. Один вогнала в дверной косяк, другой – в балку над головой, так чтобы можно было дотянуться до рукояти. Среди многих уроков Рашшамбара меня в первый год больше всего удивляло такое добровольное разоружение, но с тех пор я не раз убеждалась в его разумности: люди, а солдаты особенно, обучены отслеживать движение к клинку в ножнах и противостоять ему, а вот движение мимо противника или выше его головы не вызывает отработанного ответа. Зачастую человек невольно повернется посмотреть, куда это ты тянешься, а клинок заметит не раньше, чем он, выдернутый из стены, войдет в тело. Можно было встретить Глотку с ножом в руке, но я была готова к тому, что тот, прежде чем приблизиться, хорошенько меня рассмотрит. Если не сверкать двумя клинками, у меня будет больше шансов убедить его войти и закрыть за собой дверь. Чтобы отстегнуть чехлы от бедер и засунуть их под крышу, много времени не ушло.
Под причалами внизу билась и хлюпала вода. Дальше слышались плеск весел и брань лодочников. Волны криков и хохота накатывали и из самой таверны: подступали, пенили гребни и разбивались до следующей волны. А вот тяжелых шагов Глотки я не услышала, и только по лязгу закрывшейся входной двери поняла, что он все же вышел, неожиданно легко прошагав по скрипучим половицам. Так же тихо он постучал в дверь – похоже, согнутым пальцем.
Я открыла.
Из-за порога он пристально осмотрел сначала кабинку, потом меня. Вблизи он казался еще больше – на две головы выше меня ростом, и такой громоздкий, что в дверь сумел бы пройти только боком. На бритой голове морщинами проступали небольшие шрамы – слишком грубые и угловатые для ножевых ран. Работа ягуара. Или крокодила. Смотря сколько он здесь прожил. С пояса свисал короткий меч, скорее похожий на длинный кинжал, и он, не вынимая пока оружия, положил на рукоять тяжелую ладонь. Кожа светлая – сразу видно, что нездешний, и щеки побагровели от выпитого. Впрочем, на ногах он держался твердо, и взгляд не блуждал.
– Что тебе?
– Велено передать, – сказала я, поманив его к себе.
– Говори.
– Меня послал Рук Лан Лак.
– Я тебя впервые вижу, – чмокнул он языком.
– Так и задумано. Давай уже заходи, а то ввалится кто, увидит нас вдвоем и лишится жизни за невинное желание помочиться.
– Лишится жизни? – Он шевельнул бровью. – Кто же его убьет?
– Ты и убьешь, – оскалилась я, – когда выслушаешь мое послание.
Я выдержала его взгляд, слушая тихий частый ритм своего сердца. Это уже не учения, это Испытание. Я почти не сомневалась, что останусь в живых, что сумею его убить, но этого мне было мало. Мне еще понадобится время, чтобы заняться трупом, а если я сработаю нечисто, если этот здоровяк успеет крикнуть или придется торчать с ним в нужнике, поцелуй его Кент, пока кто-то из его дружков не отправится на поиски, времени не останется.
Я на полшага выступила в коридор, как будто собиралась ухватить его за рубашку и затянуть внутрь. Дурацкое любительское движение – я на миг теряла равновесие и подставлялась под удар. Чтобы развеять его настороженность, мне и надо было казаться неумехой. Он поймал меня за запястье и вытащил к себе в коридор. Я вскрикнула – достаточно громко, чтобы произвести впечатление, но слишком тихо, чтобы услышали в таверне, и принялась слабо отбиваться, не мешая ему, впрочем, обшарить мне бока, спину, ляжки и задницу.
– Рук не сказал, что меня за все труды еще и облапают, – прошипела я.
Он закатил глаза, втолкнул меня обратно в кабинку и сам шагнул следом.
– Не ной. Я не первый день в этом городе – знаю, что здесь даже крошки вроде тебя ходят с ножом.
Вдвоем в кабинке было теснее тесного. Я вскинула пустые ладони.
– Я без ножа, подонок. А теперь закрой на хрен дверь…
Я потянулась к нему за спину и, когда он обернулся вслед моему движению, выдернула нож из стены и чиркнула ему по горлу.
Даже большие люди на удивление легко умирают. Петух с отрубленной головой будет бегать кругами, заливая все кровью из обрубка шеи. А Глотка только хрипло кашлянул, как-то очень мягко взял меня за плечо, склонился к уху, будто хотел сказать что-то по секрету, и рухнул на сиденье.
– Милость божья с тобой, – прошептала я.
Перевернуть его на спину оказалось неожиданно тяжело, но я справилась, а кожаный жилет расстегнула без труда. И нашла два подшитых изнутри кармашка. В одном лежало полдюжины серебряных аннурских лун – с лихвой хватило бы заплатить за себя и компанию. Монет я не тронула. Второй кармашек был пуст. Я запустила руку себе в штаны и вытащила сочиненную днем записку. Бумага подмокла от пота, и чернила чуть расплылись, но это не мешало прочесть две простые строчки без подписи и даты. Напоследок я просмотрела записку, с надеждой подумала, что этого должно хватить, и запихнула ее в пустовавший карман.
Я как раз застегивала на нем жилет, когда дверь таверны с грохотом распахнулась.
– Глотка, гад тупой, ты что, на всю ночь здесь засел?
По полу затопали сапоги, тяжелый кулак ударил в дверь первой кабинки.
– Проспорил так проспорил! Или ты надеешься протрезветь в этой Шаэлевой дыре? Нет уж, плати!
Я выдернула из балки под потолком второй нож, засунула за пояс чехлы и
