на меня быстрый взгляд, Олли довольно кивнул.

— Ну вот видишь! Значит, Мирра пришла в Алем примерно в одно время с тобой, может немножко позже.

— Но ты же не почувствовал ее тогда! — никак не унималась я. — Ты сам говорил, что не видишь и не чувствуешь моего спутника! Как такое может быть?!

— Ну, знаешь ли, я тогда был взволнован так, что практически ничего не соображал! А тут еще и Хермис не видит твоего спутника — это окончательно сбило меня с толку. На следующий день я решил, что накануне просто переволновался, вот и не заметил Мирры, но говорить тебе ничего не стал, ты тогда уж очень злая была.

— А где ее всю неделю носило?

— Не имею ни малейшего представления. Скорее всего, где-то в комнате была. Она у тебя пока еще совсем слабенькая, таким крошкам нужно как можно больше лежать и набираться сил. Что, ты ее ни разу не замечала? Не удивительно, ты в комнате только рыданиями занимаешься, наверное, от слез ни на что внимания не обращаешь. Ну, раз ты только сейчас ее увидела — знакомьтесь, отныне это существо будет следовать за тобой все то время, что ты находишься в Алеме. А еще она будет твоей совестью, так что готовься.

Я остановилась посреди дороги, и осторожно дотронулась до оперения птицы. Мирра была неотличима от остальных животных — маленькое тельце было теплым, оно трепетало под моими пальцами. Когда же я отняла руку, спутница потянулась следом за ней, как будто прося еще ласки. Улыбнувшись, я поинтересовалась:

— Что, у всех людей спутники имеют образ птицы?

— Нет, обычно у людей спутник имеет вид кого угодно, это уже от желания человека зависит.

— Но у тебя же Хермис всю неделю вороном пробыл, вот я и подумала…

— Ты на меня не ровняйся. У меня достаточно редкий вид связи: я могу отпускать Хермиса на большое расстояние от себя, мы с ним почти километр выдерживаем, но зато он крайне редко перекидывается, только если того требуют обстоятельства. Не знаю, от чего это зависит, но я слышал, что связь человека и его спутника еще с рождения закладывается. Думаю, ты совсем другая.

— Почему тогда Мирра летает вокруг меня в виде надоедливой синицы? Может, я хочу, чтобы рядом со мной собака шла, или вообще крокодил ползал?

— Терпение, со временем все это будет. Мирра пока еще не привыкла к тебе, вам надо как следует узнать друг друга, укрепить связь. Еще немного — и она действительно станет продолжением тебя. Ты знаешь, вы мне сейчас детей напоминаете! Ну точно! У малышей спутники тоже не могут перевоплощаться, этому нужно учиться У меня, например, Хермис стал менять внешность только когда мне шесть исполнилось — и это считается очень ранним развитием спутника. До этого он то ли зайчонком был, то ли еще какой мелкой зверушкой, не помню уж точно. Но на облике ворона он остановился когда я уже в сознательном возрасте был. Я это к тому говорю, что дети должны стать со своими спутниками единым целым, они должны понимать друг друга с полуслова, это не сразу приходит.

— А долго нам нужно будет привыкать друг к другу?

— Не знаю даже… У детей связь становится достаточно крепкой годам к восьми, а вот что делать взрослому, только получившему спутника — ума не приложу. Но, наверное, у тебя на это уйдет куда меньше времени. Смотри, Мирра здесь всего неделю, а уже может следовать за тобой — это очень хороший признак. Думаю, Мирра начнет перекидываться примерно через месяц, если, конечно, у меня не получится отправить тебя восвояси.

— Так значит, ты моя душа? — негромко сказала я, позволив птичке сесть на локоть. Пташка смотрела на меня своими умными глазками, и что-то внутри меня воскликнуло: «Какие могут быть сомнения?! Эта птица прилетела за тобой из самого дома, а ты еще думаешь, твой это спутник или нет! Зачем такой крошке понадобилось проделывать большое расстояние, если не ради тебя? Может, она не в состоянии отдаляться от своей хозяйки, вот малютке и пришлось сорваться с места? А ты еще гоняла ее от себя, возмущалась наглостью местной фауны. Ну как так можно?!». Взмахнув крылышками, пичуга перелетела на плечо, а затем, чирикнув, сорвалась вдогонку улетевшему далеко вперед Хермису. — Почему она такая маленькая? У тебя вон какой громадный ворон, а у меня совсем малютка!

— А где ты видела синиц размером с ворона? — захохотал Олли. — Может в твоем мире и водятся такие звери, а у нас все синицы мелкие. Да и к тому же, у многих людей спутники предпочитают иметь облик кого-то маленького, это уже от характера человека зависит. Но, знаешь, после недели общения с тобой я могу с уверенностью сказать, что Мирра не остановится на достигнутом. Нет, у тебя она будет кем-то крупным, это уже сейчас ясно. Может, собакой, может котом, или пумой, или еще каким-нибудь внушительным существом. Но облик синички или мышки она точно не станет предпочитать! А еще она может быть такой маленькой потому, что у тебя настроения нет. Ты подавлена… Нет, тут другое слово нужно… Ты просто убита горем, что придется остаться в Алеме на долгое время, вот и спутник реагирует на твое внутреннее состояние.

— То есть со временем она станет другой?

— Должна, по крайней мере.

— А если она так и останется крошечной птичкой? Ну, я же не из этого мира, не такая, как все, вот и душа моя будет какой-то другой…

— Нет, такого быть не может. Спутник обязан перекидываться, это свидетельствует, что человек здоров. Даже Хермис может менять облик, пусть он и предпочитает вид ворона. Поверь, если того требуют обстоятельства — он может поменяться, следовательно, я нормальный… Ладно, почти нормальный парень, с хорошим здоровьем.

— И все же, почему он предпочитает именно такой вид?

— Откуда я знаю?! Я самый обыкновенный мальчишка из провинциального городка, а не ученый из Кралльского университета! То, что он практически не меняется является моей врожденной особенностью, это все, что я могу сказать. Все люди разные, следовательно, и спутники у них отличаются. Смотри, Мирра уже сейчас показывает, что устроена она иначе, чем мой спутник: она пытается его догнать, но у нее не хватает связи, следовательно, твоя душа не может уходить далеко от своей хозяйки.

— А Хермис ей ничего не сделает? — забеспокоилась я, наблюдая, как две птицы принялись носиться рядом. Странное дело! Еще вчера я и думать не думала ни о каких