Шрифт:
Закладка:
Галопом через Гэллап
Несколько подуставшие от необъятных просторов американского континента, Ильф и Петров с накопившимся раздражением проезжали очередной город Галлоп «во всем блеске его газолиновых колонок, аптек, пустых тротуаров и забитых автомобилями мостовых». Так в пути родилась метафора маленького американского города.
Тысячи подобных городков – идентичные близнецы матери-Америки. Узнаваема и Main Street каждого из них – церковь, банк, пара кафе-ресторанов, несколько магазинчиков, пожарная станция… Мейнстрит заканчивается быстро, через несколько кварталов. У Ильфа и Петрова, как и у многочисленных российских писателей и журналистов, пытавшихся повторить их травелог, романа с маленьким американским городом не случилось. Не было материала для романа.
«Добрый город Галлоп! Его не интересуют события в Европе, Азии и Африке. Даже американскими делами город Галлоп не слишком-то озабочен. Он гордится тем, что со своими шестью тысячами жителей имеет горячую и холодную воду, ванны, души, рефрижераторы и туалетную бумагу в уборных, – имеет тот же комфорт, что Канзас-Сити или Чикаго».
Нигде ильфопетровская фельетонная инвектива не выглядела столь едкой, даже в отношении российской глубинки, где еще долго не было ни ванн с горячей водой, ни детского питания, ни надежных в межсезонье дорог.
Но что представляет из себя тот самый Галлоп, породивший столь яркий образ? Он произносится как «Гэллап» (Gallup) и расположен на северо-западе штата Нью-Мексико у старой автострады номер 66. Дорогу мы отметили специально, ибо первая в США трансконтинентальная трасса стала фольклором. «Мать дорог», как назвал ее Джон Стейнбек в «Гроздях гнева», пересекает по диагонали добрых две трети страны и присутствует в книгах и фильмах, стихах и песнях. В одной из самых знаменитых американских баллад «Route 66» есть упоминание и о Гэллапе.
Город был основан в 1881 году как станция пришедшей сюда железной дороги, и назван в честь Дэвида Гэллапа, главного почтмейстера этой дороги. Город, таким образом, стал символом американского пути, частью героической саги открытия и освоения гигантского континента.
Синклер Льюис в «Главной улице» писал: «Восток помнил время, когда еще не было поездов, и не питал к ним благоговения. Но здесь железные дороги были до начала времен. Города намечались среди голой прерии, как подходящие пункты для будущих полустанков. И у тех, кто заранее знал, где возникнут новые города, была реальная возможность сорвать крупный куш и основать аристократическую династию… Рельсы были извечной истиной, а правление железной дороги – всемогущей силой. Самый маленький мальчуган и самая древняя старуха могли сообщить вам, что у поезда номер тридцать два в прошлый вторник загорелась букса или что к номеру семь прицепят лишний пассажирский вагон. Имя председателя правления дороги упоминалось за любым обеденным столом».
В окрестностях Гэллапа нашли и начали добывать уголь, а загорелые ковбои развили мясное животноводство. По облику типичный маленький город американского Запада, Гэллап отличает одна особенность. Вокруг него расположены индейские резервации племен навахо, зуни, хопи и акома, поэтому жизнь горожан приобрела иной уклад. Здесь развита инфраструктура туризма, в центре множество магазинчиков с образцами декоративно-прикладного искусства коренных народов, а ежегодно в августе в окрестностях Гэллапа происходит таинство Пау-Вау – фестиваль трех десятков древних племен.
Индейская тематика двести лет присутствует и в русской литературе. Пушкин в статье «Джон Теннер» (1836) предсказывал неизбежную колонизацию североамериканского континента: «…так или иначе, чрез меч и огонь, или от рома и ябеды, или средствами более нравственными, но дикость должна исчезнуть при приближении цивилизации. Таков неизбежный закон. Остатки древних обитателей Америки скоро совершенно истребятся; и пространные степи, необозримые реки, на которых сетьми и стрелами добывали они себе пищу, обратятся в обработанные поля, усеянные деревнями, и в торговые гавани, где задымятся пироскафы (пароходы – Л. С.) и разовьется флаг американский».
Интересное дополнение пушкинской мысли можно обнаружить у другого поэта сто лет спустя. Побывав в Нью-Йорке, который он прозвал «Железным Миргородом», Сергей Есенин написал: «Но и все же, если взглянуть на ту беспощадную мощь железобетона, на повисший между двумя городами Бруклинский мост, высота которого над землей равняется высоте 20-этажных домов, все же никому не будет жаль, что дикий Гайавата уже не охотится здесь за оленем».
Ильф и Петров также не смогли обойти тему конфликта цивилизаций: «…к вигваму подъехал старинный заржавленный автомобиль… и из него вышел отец семейства.
– How do you do, sir, – сказал мистер Адамс, затевая разговор.
Индеец… не хотел разговаривать с белыми людьми. Проходя к своему вигваму с охапкой сухого бурьяна, он даже не посмотрел в нашу сторону. Мы интересовали его не больше, чем пыль пустыни. Его величественной походке и непроницаемости его лица мог бы позавидовать старый английский дипломат».
Гэллап, «индейская столица» Америки, живет размеренной жизнью. Здесь находится управление федерального бюро по делам навахо, крупнейшего из племен в США. Еще более известен старый отель «Эль Ранчо», где снималась не одна американская ковбойская лента. Исторический Дикий Запад пересыщен яркими зрительными образами – прерии, каньоны, лавины бизоньих стад, одинокий полет орла над каменистой пустыней, караваны фургонов, бивуачные костры – и наполнен цветистыми персонажами: индейцы, трапперы, золотоискатели, бандиты, шерифы. Хорошие и честные парни как правило на белых лошадях, злодеи – на вороных… Вестерн как жанр литературы и кинематографа был обречен на успех во всех уголках мира.
Богатый и вздорный латифундист, державший под контролем всю округу, задумал захватить земли честного и принципиального небогатого соседа. Зло поначалу торжествует, но вернувшийся издалека сын-офицер решает мстить за скончавшегося от горя отца. Под видом учителя он устраивается в дом к обидчику. Возникает новая сюжетная линия – вспыхнувшие взаимные чувства мстителя и красавицы-дочери хозяина поместья. Читатель помнит подробности: схватка с голодным медведем, шайка разбойников, наводящая ужас на округу, тайное свидание в ночном саду, перехваченное послание, человек в полумаске, останавливающий карету с героиней… Пушкинский «вестерн» в эпоху немого кино был экранизирован Голливудом, в роли Дубровского снялся идол мужской красоты Рудольф Валентино, а фильм «The Eagle» вошел в анналы синематографа благодаря впервые использованным проходам движущейся камеры.
Фантастические панорамы в окрестностях Гэллапа служили идеальной натурой кинематографистам, которые, в свою очередь, создавали известную всему свету мифологию. «Терракотовый пейзаж, краснолицые, голубоглазые ковбои, чопорная, но прехорошенькая учительница, только что прибывшая в Гремучее Ущелье, конь, вставший на дыбы, стихийная паника скота, ствол револьвера, пробивающий со звоном оконное стекло, невероятная кулачная драка, – во время которой грохается гора пыльной старомодной мебели, столы
