Однако, выдвинув эту версию, Л.С. Кишкин столкнулся с другой трудностью. Как показал в свое время известный ученый-славист А.В. Флоровский (1884–1968), имя Шварн в Чехии не было известно[187]. Пытаясь выйти из этого затруднения, исследователь предположил, что не все имена попали в исторические хроники, а в чешском языке известно слово švarnỳ (красивый, изящный, стройный, молодцеватый), от которого могло быть образовано имя. Правда, это слово в чешском языке впервые встречается лишь в конце XVI в. – в Кралицкой Библии (1579–1593), но Л.С. Кишкин по этому поводу предположил, что в разговорной речи оно могло существовать и ранее.

В итоге, рассмотрев все доводы за и против, Л.С. Кишкин пришел к выводу, что имеются веские основания в пользу чешской версии происхождения Марии.

С момента выхода работ М.В. Щепкиной и Л.С. Кишкина версия о чешском происхождении Марии стала в литературе господствующей. Пожалуй, наиболее последовательно на этот счет высказался нижегородский историк Б.М. Пудалов: «Попытки толковать уточнение „ясыня“ как указание на кавказское (осетинское) происхождение жены Всеволода и строить на этом далеко идущие выводы о геополитике и династических заговорах… не выдерживают критики, ибо противоречат комплексу летописных источников, где четко сказано: Мария – дочь чешского князя»[188].

Однако со временем в «чешской версии» происхождения Марии начали выявляться определенные противоречия и нестыковки. Это привело к появлению работ, авторы которых выступили с аргументами в пользу ясского происхождения Марии[189].

Так, вопреки мнению Л.С. Кишкина, оказалось, что русско-ясские контакты в XII в. являлись достаточно регулярными, что служит лишним доказательством в пользу мнения о ясских корнях Марии. Ю.А. Лимонов (1933–2006) обратил внимание на известие В.Н. Татищева о том, что второй женой Андрея Боголюбского также была «ясыня»[190]. По мнению автора, именно контактами с ней был обязан своей быстрой карьерой ясин Амбал, ключник великого князя, ставший впоследствии одним из его убийц: «Вторая жена Андрея была, видимо, уроженка либо половецких степей, либо Северного Кавказа… Во-первых, после смерти отца Юрий Андреевич эмигрирует в половецкие степи, а оттуда – на Кавказ … Во-вторых, совершенно необъяснимо появление одного из организаторов заговора Амбала Ясина во Владимире. Нищий осетин через несколько лет превращается в „ближнего“ слугу князя, заведовавшего всем его хозяйством. Метаморфоза… непонятная, если не предположить каких-то связей княгини с этим персонажем трагедии… Существование подобных контактов позволяет допустить и участие жены Андрея в заговоре… Жена Андрея, только не Кучковна, а „яска“, была участницей заговора и контактировала не только с Амбалом, своим земляком, но и с Кучковичами… Возникает вопрос, не было ли прямой связи жены Андрея с женой Всеволода Марией, тоже яской – осетинкой? Возможно, она знала о заговоре и об участии своей землячки (дальней родственницы?). Тогда и Всеволод не был столь безгрешен и располагал сведениями о катастрофе, грозящей своему верховному сюзерену и „брату старейшему“». И далее исследователь задается риторическим вопросом: «Не были ли женаты родные братья Андрей и Всеволод Юрьевичи на единоплеменницах? То, что Всеволод был женат на яске, надо считать доказанным. Одна из сестер его жены была выдана в 1182 г. за Мстислава Святославича. Может быть, другая осетинка, соплеменница этих двух, была замужем за Андреем? На это… показывает совпадение времени брака владимирского „самовластца“ – конец 60-х – начало 70-х гг. XII в. – и активизирующаяся роль на юге Руси … молодого Всеволода Юрьевича, только что вернувшегося из эмиграции и сразу деятельно использованного Андреем… И женитьба на ясках способствовала вхождению младшего Юрьевича в орбиту политики владимирского князя?»[191]

Неразрешенность вопроса о происхождении Марии привела к появлению в 2006 г. работы А.Ф. Литвиной и Ф.Б. Успенского, посвященной этой проблеме[192].

В частности, они обратили внимание на то, что в 1206 г., согласно Лаврентьевской летописи, постригшись в монахини, она получила то же самое имя, что было дано ей при крещении. Данное обстоятельство специально подчеркивается: «…и нарекоша еи имя Мария, в тоже имя крещена бысть преж»[193].

Но это противоречит показанию Степенной книги, где о Марии говорится, что она «пострижеся во иноческии чинъ, и претворено бысть имя ей Марфа», а также свидетельству Н.М. Карамзина, якобы лично видевшего во Владимире надгробную плиту с именем Марфы Шварновны[194].