В поисках подтверждения чешского происхождения Марии М.В. Щепкина задала и другой очевидный вопрос: известно, что супруга Всеволода Большое Гнездо активно занималась благотворительностью. В.Н. Татищев в «Истории российской с древнейших времен» приводит рассказ летописца о владимирском пожаре 1185 г., когда, по выражению последнего: «…погоре бо мало не весь город». Огонь истребил массу домов, включая несколько десятков храмов и «золотоверхую» Соборную церковь Святой Богородицы, богато украшенную еще Андреем Боголюбским. От огня пострадал и великокняжеский дворец. Великий князь немедленно озаботился возобновлением святых церквей и раздачей денег неимущим погорельцам на построение жилищ из собственного имения, рассказывает историк, княгиня же преимущественно убогим раздавала свое добро, хотя уборы ее богатые едва не все погорели[160].

Отличаясь благочестием, она делала богатые вклады в храмы и монастыри Северо-Восточной Руси. Сохранились ли они до настоящего времени? В этой связи исследовательница обратила внимание на так называемый суздальский змеевик конца XII – начала XIII в. из темно-зеленой яшмы (диаметром 6,5 см), найденный в 1866 г. Ю.Д. Филимоновым и происходящий из ризницы суздальского Рождественского монастыря[161]. Вскоре он был датирован XII–XIII вв. и признан русским по происхождению[162].

Змеевиком принято называть амулет-оберег полухристианского-полуязыческого характера в виде круглого медальона, обусловленного, очевидно, магическим значением круга. С одной стороны его изображалась голова Горгоны со змеями (отсюда и название), с другой – изображение святого или святых и моление о болящем с его именем.

На подобных памятниках всегда присутствуют церковные молитвенные обращения. Не является исключением из этого правила и суздальский змеевик. На его лицевой и оборотной сторонах читаем пожелания выздоровления, а также имена Георгия, Марии и Христины, в миру Милославы.

Особенности надписи, показывающие, что для ее автора родным был не русский, а чешский язык, чешско-моравское имя Милослава – все это, на взгляд М.В. Щепкиной, «говорит за то, что владелицей змеевика могла быть княгиня Мария Шварновна, моравская княжна, воспитанная на Волыни в семье Святополка Мстиславича». Георгием звали второго сына Марии, а Христина, очевидно, было крестным именем ее старшей дочери Всеславы.

Таким образом, надпись на змеевике, по мнению М.В. Щепкиной, «содержит молитву Марии, в миру Милославы, даровать живительный сон ей самой, старшей дочери Христине и Георгию; и угасить жар („пламень огненный“), мучающий их».

Когда был сделан змеевик? Судя по тому, что после смерти Марии он был положен в суздальский Рождественский монастырь, в котором была в 1202 г. погребена сестра Марии Феврония, первоначально он принадлежал последней и вырезан был на Волыни, где имелись прекрасные мастера-резчики. Добавочная надпись-моление о себе и двух детях была вырезана в последние годы жизни княгини в связи с ее болезнью, полагала исследовательница[163].

Однако версия М.В. Щепкиной о принадлежности Марии суздальского змеевика не выдержала проверки временем, хотя ее в свое время поддержали несколько специалистов[164]. В 1998 г. вышла статья А.А. Гиппиуса и А.А. Зализняка, в которой на основе анализа надписей на нем они опровергли эту гипотезу. По их мнению, можно говорить о происхождении змеевика из Юго-Западной Руси, а сам он относится к XII в. или, шире, к домонгольскому времени. Наиболее вероятное время его создания – вторая четверть – середина XII в., т. е. эпоха несколько более ранняя, чем время жизни Марии. В надписях на змеевике упоминаются следующие лица: 1) Мария – жена или вдова Моислава; 2) Христина – дочь Моислава и Марии; Георгий – скорее всего, муж Христины. Данная интерпретация вынуждает оставить, несмотря на всю ее привлекательность, гипотезу о принадлежности змеевика Марии Шварновне и заставляет вернуться к мнению, высказанному еще в 1928 г. академиком Н.П. Лихачевым: «Памятник этот, по всей вероятности, принадлежит княжеской семье домонгольского времени, но что это за семья, останется, может быть, навсегда неизвестным»[165].

Окончательно развеять миф о принадлежности суздальского змеевика Марии помогает анализ изображения на нем «семи спящих отроков эфесских». Легенда о семи юношах-христианах из Эфеса, укрывшихся в пещере от гонений императора-язычника Деция (249–251), чудесно уснувши в ней и пробужденных через 300 лет при торжестве христианства, известна с V–VI вв. Варианты легенды были распространены и в мусульманском мире.

На суздальском змеевике одна из фигур эфесских юношей изображена в центре, одна сверху, одна снизу и по две фигуры по бокам. Изображения семи спящих отроков считались оберегающими от различных бед, подстерегающих человека во сне[166]. Вероятно, с ними связывались представления об охранительной силе сна или о спасительной силе божества, навевавшего сон.