Шрифт:
Закладка:
— Итак, какие у вас планы после Рима? — спросил Рафаэлло, быстро меняя тему. — Вы возвращаетесь в Милан? А что будет после этого? Конни, тебя устраивает холостяцкая квартира Данте или ты хочешь подыскать для вас дом? Может быть, где-нибудь в спокойном районе?
Он задавал вежливые вопросы, но Данте отложил нож и вилку и посмотрел прямо на своего друга. Конни видела, что его глаза заблестели, а выражение лица стало злым.
— Раф, я уже говорил тебе раньше. Отстань! Я знаю, что ты удивлен, что мне пришлось жениться, но ты уже изрядно пошутил на эту тему! А теперь… — в его голосе послышалась угроза, — просто прекрати.
Конни почувствовала тревогу, но выражение лица Данте снова изменилось, и он бросил на нее взгляд, в котором она увидела спокойную уверенность.
— Пожалуйста, не вовлекай Конни в свои развлечения. Я бесконечно благодарен ей за то, что она сделала для меня. Да, я надеюсь, что значительно облегчил ей жизнь в финансовом отношении, но теперь… — Он погладил руку Конни, его голос смягчился: — После всего, что она сделала для своей бабушки, она заслуживает этого. Хороший, долгий, роскошный отпуск столько времени, сколько я могу ей уделить и побаловать ее.
Данте снова бросил на нее теплый взгляд, но на этот раз по какой-то причине этот взгляд не согрел ее.
Он снова обратился к Рафаэлло.
— Я не позволю тебе расстраивать или смущать Конни! Она отлично справилась с трудной и безумно неловкой ситуацией и сможет обойтись без твоих несмешных шуток. Так же, — сказал он многозначительно, — как и я. Не говоря уже о том, что я смогу обойтись без твоих попыток создать проблемы с…
Он прервался, перешел на итальянский и быстро заговорил. Конни не успевала за ним, но тут и там она улавливала какие-то слова — и имя. Она отвела глаза, не желая быть причиной, пусть и непреднамеренной, раздора между двумя друзьями.
Когда Данте закончил, Рафаэлло сказал что-то, похоже, коротко и по делу. Она подняла глаза и увидела, что Данте нахмурился и сжал губы. Затем неторопливым жестом потянулся за вином. И снова перешел на английский.
— Хорошо, давай оставим эту тему.
Тон его голоса снова смягчился, и Конни могла слышать, что он пытается говорить дружелюбно.
— Ты спросил, какие у нас планы после Рима? — сказал он, обращаясь к Рафаэлло. — Я хочу отвезти Конни на побережье Амальфи. Я знаю, что уже не сезон, но такая хорошая погода заставляет меня рискнуть. Что ты думаешь, Конни? — Данте повернул к ней голову с вопросительным взглядом.
— Ну, это было бы прекрасно, но… — Она замолчала. Ее переполняли эмоции, а слова, наоборот, застыли на ее языке. Ее итальянский был слишком скудным и крайне несовершенным. Правильно ли она поняла то, что сказал Данте? Зачем ему надо было это говорить? Должно быть, она неправильно поняла…
Рафаэлло плавно вступил в разговор. Конни знала, что он наблюдает за ней из-под опущенных ресниц.
— Но она в ужасе от мысли, что ты будешь за рулем! — произнес он легкомысленно. — Достаточно один раз проехать с тобой в машине, чтобы понять, как ты любишь скорость.
Конни улыбнулась.
— Данте любит быструю езду, — призналась она. — Но я привыкаю к этому.
— Я буду аккуратен, обещаю, — заверил Данте, успокаивающе похлопывая ее по руке.
Когда-то он также обнадеживающе похлопал ее по руке, когда она согласилась выйти за него замуж, чтобы он мог унаследовать состояние своего деда, и поблагодарил ее за то, что она смирилась с их странным браком…
Конни снова улыбнулась — это было все, что она могла сделать сейчас. Она чувствовала комок в горле. Она понимала, что ей нужно продолжить прежний непринужденный разговор, подобно тому, как сейчас снова беседовали Данте и Рафаэлло. Потому что по какой-то причине ей было необходимо это сделать.
Их ужин продолжился, и, хотя знала, что ест самые вкусные и дорогие блюда, Конни не чувствовала их вкуса. И не из-за того, что старалась есть меньше, а по причине, о которой она не хотела думать.
Не стоит думать об этом.
Не сейчас.
Еще нет.
Но при всем этом Конни чувствовала себя шариком, который очень медленно сдувается, словно проколотый иглой.
Хуже того, она знала, что Рафаэлло, несмотря на свое дружелюбие, похоже, пристально наблюдает за ней. Как будто она была свидетелем или обвиняемой, а он пытался найти скрытый смысл в каждом ее слове или жесте.
Как будто ей было что скрывать…
Это ощущение заставило ее прятать свои чувства, и она постаралась притвориться, что ей весело.
— Однако я не уверена, что смогу осмотреть Помпеи, — услышала Конни свой голос. — Это невыносимо грустно. Все эти погубленные жизни…
В ее голосе прозвучала нотка меланхолии, Конни понимала, что причиной ее была не только ужасная трагедия, произошедшая два тысячелетия назад. Речь шла о чем-то гораздо более близком… гораздо более личном, о чем она не хотела думать, тем более говорить.
— Тогда мы не поедем туда, — решительно заявил Данте. — Я не хочу тебя расстраивать. Но как насчет поездки на Капри? Если погода будет достаточно хорошей?
— О, это звучит гораздо приятнее, — согласилась она с благодарностью.
Данте подарил ей еще одну теплую улыбку — и это опять же должно было ее успокоить. Но что-то с ней происходило… что-то, что она не могла объяснить и в чем не была уверена. Ее тревожило ощущение, что Рафаэлло наблюдает за ней.
«Он думает, что я неподходящая жена для Данте?»
Это была неприятная мысль. Раф не одобрял брак Данте с самого начала — она это знала.
Ей хотелось, чтобы ужин поскорее закончился. И даже когда это произошло и Рафаэлло неторопливо ушел, Конни обнаружила, что она все еще не может расслабиться.
Данте взял ее за руку, и они направились к лифтам.
— Давай выпьем еще что-нибудь наверху, — предложил он добродушно.
Конни улыбнулась и кивнула, чувствуя себя очень неуверенно. В их номере, откуда открывался вид на Рим и огромный освещенный купол собора Святого Петра, Данте включил кофемашину, затем налил ей ликера, а себе — бренди.
— Слишком холодно для балкона, — заметил он. — Давай сядем на диван.
Конни согласилась.
Он сел рядом с ней, вытянул ноги и обнял ее за плечо. Потом сбросил туфли и свободной рукой ослабил галстук.
Конни взглянула на него. Впервые с тех пор, как Данте заставил Рафаэлло замолчать, она почувствовала, как ее тревога утихает.
— Старый добрый Раф, — произнес он, и
