Мы наблюдали за всем. Этакий «Шоу Трумэна», но мрачнее.

Мы искали аномалии и собирали воедино пути к людям, которые участвовали в возможных ударах. Чисто детективная задача, где увидеть небольшую, казалось бы, случайную информацию — например, кто-то остановился в пустыне, чтобы посмотреть на небо, — часто было разницей между жизнью и смертью, и ее решение требовало необычайного терпения для получения конечной отдачи — за одну охоту мы провели более двадцати отдельных операций, прежде чем, наконец, получили наводку на нашу цель.

«Коробка» стала моим миром. Трейлер двойной ширины был погружен в темноту, освещаемую мониторами и огоньками на аппаратуре. Шестеро из нас сидели за длинным столом из сучковатой фанеры, который был сконструирован так, чтобы соответствовать длине комнаты. Компьютеры были разбросаны повсюду, открыты, в чатах постоянно мигал поток сообщений, а картографическое программное обеспечение рисовало трехмерные модели сложного ландшафта близлежащей пустыни и гор. Перед нами на стене выстроился двойной ряд экранов, транслирующих изображения с дронов.

Даже с включенными на полную мощность кондиционерами и настольными вентиляторами в воздухе пахло пригоревшим кофе и потом людей, которые недостаточно принимали душ. В течение дня часто не хватало времени. Ты к этому привык.

Я был самым молодым начальником разведки в моей организации на несколько лет. Это означало, что мне пришлось много работать, чтобы заслужить уважение и проявить себя. Вокруг меня была молодая команда из разных слоев общества. — В основном им было под тридцатник, все как один — технические волшебники, отчасти гики, местами хипстеры — в общем в духе парня из фильма «Военные игры». Все говорили на техническом сленге: «З» (зум-ин, увеличить), «ИК» (перейти в инфракрасное видение), «ВНБ» (вернуться на базу), «ОТ» (дай отправную точку), «ЗОД» («зона ограниченного доступа»). Мы могли бы провести полноценный разговор прямо перед вами на нашем языке, а вы услышали бы только абракадабру.

Здесь редко носили форму. В основном это были брюки-карго и футболки, наушники болтались на шее, когда они не использовались. Один парень всегда носил бейсболку полиции Нью-Йорка, другой — команды «Янки».

Они были новым поколением истребителей, оснащенных по последнему слову техники. Они как будто родились с чипами в головах. Они провели больше времени за экранами компьютеров, чем на стрельбищах. Я тоже.

Лаура была единственной женщиной в команде. Она была ширококостной, с длинными каштановыми волосами и громким голосом. Она, вероятно, была одним из самых умных аналитиков электронной разведки в мире и если ее захватывала идея она начинала тараторить в бешенном темпе. Оскар, наш радист, наоброт, почти никому не сказал ни слова. Поставлен в тихий режим. Джейк был, наверное, единственным, кто был моложе меня. Он был в ВВС с младых ногтей — завербовался после средней школы. Он одевался в рубашки поло и носил редкую бороденку как у подростка. Свято следуя традиции, которую русские называют «dedowschina» мы поливали его дерьмом по малейшему поводу.

Мы почти не покидали — часами, днями, порой месяцами. Было слишком много потенциальных целей. Я часами анализировал паттернами жизни, поскольку беспилотники выполняли свою работу круглосуточно. В одном ухе наушник с хорошей музыкой — я любил «Linkin Park» и «Green Day», в другом — с рабочими переговорами.

Операторы были нашей противоположностью. Они маялись временем простоя, ожидая, пока мы найдем следующую цель. Когда они были не в поле и не на стрельбище, они слонялись по трейлерам, убивая время, болтая чушь, покуривая сигареты, развалившись на дерьмовых диванах, делая все возможное, чтобы отогнать скуку. В основном это означало матчи по «Guitar Hero» на икс-боксах или выпивку до поздней ночи, а то и до утра. Макс был их командиром и проводил большую часть своего времени в «Коробке» со мной или на вертушке, отправлявшейся за плохим парнем.

* * *

За раз мы выполняли две или три миссии, десятки за месяц. Всегда все начиналось с взлета беспилотника, иногда трех или четырех за раз, в зависимости от того, за кем мы следили. Мы могли проводить миссию против одной цели, одновременно уточняя местоположение другой с помощью второго дрона в другой части города. Этот новый способ ведения войны сопровождался психологическим бременем невозможности отключиться, концентрация такого количества информации в моих руках означало, что я должен был ее использовать. Я никогда не переставал думать о том, какая цель станет следующей.

Когда мне нужен был перерыв, я выходил на вертолетную площадку и смотрел на небо. Ночью было непроглядно темно и так тихо, что можно было услышать, как падает гильза от пули. Мне нужен был этот покой после целого дня компьютерных мониторов и передатчиков.

Нас окружали толстые цементные Т-образные барьеры. За спиной был американский армейский аванпост, а передо мной рассилались мили и мили песка открытой пустыни.

Однажды ночью Виктор вышел на вертолетную площадку.

— Выглядишь как привидение, разведка, — сказал он.

Я посмотрел на него. Он указал на мои руки, которые были бледнее, чем я когда-либо помнил.

— Белый, как хер, — сказал он. — Ты слишком много просидел в четырех стенах.

Мы только что закончили трехдневную охоту, последние два дня я не спал.

— Надо есть что-то, кроме хлопьев и мороженого, — сказал он, развернулся и ушел.

Я провел еще несколько минут, прежде чем повернуться к своему трейлеру. В темноте я мог слышать, как некоторые операторы играют в покер.

Спальные прицепы были размером с транспортные контейнеры, уложенные рядами, спина к спине. В каждом стояла односпальная кровать, на стене — плоский телевизор с сотнями кабельных каналов. Обычно я пытался лечь спать около 2 или 3 часов ночи, а затем засыпал под звуки телевизора. Я обнаружил, что выработавшаяся привычка помогает.

В ту ночь я лег и включил шоу Стивена Колберта, как делал всегда. Мне нужно было посмеяться. Когда оно закончилось, я включил трансляцию с нашего дрона из «Коробки». Она передавалось по каналу во все наши спальни из оперативного центра. Мне нравилось смотреть, что происходит, хотя в большинство ночей, как и сегодня, камера показывала только море неподвижной тьмы. Наши цели спали, в отличие от меня.

Я продремал три часа, прежде чем отправиться обратно в «Коробку». Всходило солнце. За ночь я продумал план, и взяв банку энергетика принялся отдавать указания. Редко было время, когда я не думал или не разрабатывал стратегию поиска следующей цели. Недостаток сна и двадцатичасовой рабочий день