утро, Лонго уже встал. В фор­менных брюках и с полотенцем на плечах он сидел за компьютером и сосредоточенно смотрел на экран.

— Боже, какая рань… — пробормотала я, посмотрев на часы. — И что тебе не спится?

— Много дел, — слабо улыбнулся он, выключил компьютер, встал и подошёл ко мне. — Надеюсь, я тебя не разбудил? — спросил он, присаживаясь рядом.

— Нет, я сама проснулась, — я села и прижалась щекой к его плечу. — Что-то подсказывает мне, что у нас начинается довольно бурный период.

— В любви? — уточнил он.

— Боюсь, что нет, — вздохнула я. — Ты что-то хочешь у меня спросить?

— Не думаю.

— Лучше спроси. Одной загадкой будет меньше.

— О чём ты?

— О том, о чём вчера говорил на заседании Торсум.

Лонго помрачнел и тревожно взглянул на меня.

— Откуда ты знаешь?

— Я там была. У меня тоже есть орден Почётного Легиона Полиции.

— Интересно, — пробормотал он.

— Да, безусловно, но я не смогу удовлетворить твой интерес. Ты всерьёз решил заняться этим делом?

— Ты против?

— Перестань, пожалуйста. Как будто слова женщины могут остановить мужчину.

— И всё же?

Я посмотрела на него и вздохнула:

— Если б ты не был так красив, мне было б легче сказать: «я — за». Взявшись за это дело, ты бросаешь вызов весьма могущественным силам, о которых ничего не знаешь. Ты их не видишь, а сам перед ними как на ладони. Но как мне это не трудно, я всё же говорю, что я не против. В кон­це концов, это дело для настоящего мужчины.

Он обнял меня и привлёк к себе.

— Я найду их, потому что это мой долг, — проговорил он. — Моя работа — ловить преступников, но это не просто преступники. Они но­сят ту же форму, что и я, они имеют ту же власть и те же обязаннос­ти, но они нарушают законы: законы Объединения, законы человечнос­ти, законы чести. Я бы смог простить им ненависть и подлость, но я не могу простить то, что они пятнают честь мундира.

— Ты полицейский, — кивнула я.

— Знаешь, все мои предки убивали алкорцев и солдат ормийского императора. Как священная реликвия в нашей семье хранился пояс мое­го прапра… не помню какого деда, который четыреста лет назад сде­лал себе лук и пошёл сражаться с завоевателями. После того, как он убивал врага, он вбивал в свой пояс небольшую медную бляшку. Этот пояс был весь покрыт медью, и каждый день он был у меня перед глаза­ми. Мой отец рассказывал мне, скольких врагов убил он, скольких его отец, скольких дядя. Он учил меня пользоваться карабином «Полюс-М» и говорил, что я должен убить в десять раз больше, чем все воины в нашей семье. И я убивал. Но я не стал убийцей. По результатам ментоскопирования меня допустили к службе в полиции. Я пришёл в мой двадцать шестой участок, держа в руках трофейный «Поларис», с кото­рым не расставался последние годы. Но когда я увидел, как мой тог­дашний заместитель бьёт подозреваемого… Это был совсем молодой парень, землянин, отличник какой-то там школы. Его с детства учили, что нельзя причинять людям боль, но он делал это регулярно…

Лонго замолчал.

— Ты выгнал его из участка? — спросила я.

— Я отдал его под суд. Потому что полицейский, причиняющий зло — хуже последнего убийцы-маньяка, он делает то, отчего должен защищать.

— Значит, уверен, что это кто-то из ваших?

— Я только что просчитал все варианты. Это единственно возмож­ное решение.

— Да, скорее всего, ты прав, — я встала и пошла на кухню.

Лонго в задумчивости сидел за компьютером. Когда я вернулась в комнату, он поднял голову и взглянул на меня.

— Ты можешь выполнить одну мою просьбу без пререканий?

— Могу, — кивнула я.

— Не выходи сегодня из дома, пока я не вернусь.

IX

Не выходить из дома… Это было легче обещать, чем сделать. Лонго ушёл, и я осталась одна в четырёх стенах. Он ушёл в участок, заниматься своими уголовниками, которые стреляли достаточно метко. Но был ещё кто-то, кто умел стрелять, и кому лейтенант Торнадо бросил открытый вызов. Он поступил так, как надлежало поступить воину и мужчине, прямо и честно. Выглядело это красиво, но я понимала, что, скорее всего, он подставил свою голову под пулю. Хорошо, если его заявление на заседании не дойдёт до сведения заговорщиков, а если они всё-таки о нём узнают?

Я слонялась по квартире и раздумывала о создавшемся положении. Меня с самого начала тревожила вся эта ситуация своей неправильностью и нелогичностью. Мне говорили, что созревший в колонии мятеж грозил безопасности всего Объединения, и это, действительно, было так. А значит, делом должна была заниматься Звёздная Инспекция, которая привела бы в колонию несколько мощных современных звездолётов и уничтожила бы крейсер с помощью самых современных технологий. Не знаю, что это было бы: суперзащищённый современный штурмовой звездолёт, лазерный луч или самонаводящаяся ракета с боеголовками огромной мощности, но всё было бы сделано быстро эффективно и максимально безопасно для персонала. И не было бы нужды держать на орбите Тартара проржавевшую до дыр таверну, нанимать лётчиков со стороны и отправлять их вниз на надёжных, но старых и не приспособленных для подобных операций «Махартах». Именно так и поступили бы земляне, но здесь заправляли ормийцы.

Наверно, это было обосновано. После алкоро-ормийской войны в колонию попали тысячи военных преступников с обеих сторон. Потом их ряды пополнили участники мятежа на Седьмой колонии. Поскольку ормийцы вышли победителями из той войны, и значительную часть местных заключённых составляла ормийская диаспора, основные организационные вопросы в колонии доверили именно Орме. Ормийцы вполне подходили на роль надсмотрщиков, они умеют быть жёсткими, но живут по законам чести. Они выносливы, упорны и умны. И они привыкли довольствоваться малым. Именно поэтому здесь так уныло и неуютно. Они считают, что преступники не заслуживают лучшего, и при этом не хотят подниматься над толпой своих подопечных, устраиваясь как-то лучше них.

Я подозревала, что Торсум убедил кого-то там за пределами колонии, что мятеж — не более чем локальный конфликт и полиция справится своими силами. Может, это была гордость, а может, он хотел скрыть собственные просчёты. Ведь это он допустил такое развитие ситуации, когда преступники поставили под угрозу безопасность в колонии. Так или иначе,