Шрифт:
Закладка:
Ги в отчаянии пнул ногой камни и завыл от тоски. В его вое сплелось отчаяние и горечь потери своих верных товарищей, а безысходность, обреченность и непонимание суровой действительности лишь придало ему сочные черные краски. Он упал на колени перед завалом и стал молиться…
Рожэ очнулся в кромешной темноте. Голова была сильно разбита. Он прикоснулся рукой к волосам на затылке и почувствовал, как его пальцы стали липкими от крови. Катар пошевелился и, в тот же момент, его тело пронзила резкая боль в спине. Видимо, скальные породы, падая, сильно ударили его и покалечили. Рожэ осторожно пошевелил ногами – правая была в порядке, а вот левую придавили камни. Он, стиснув зубы от боли, приподнялся и стал на ощупь отталкивать камни, освобождая ногу из плена. Слава Господу, но она не была сломана – только несколько больших ссадин и ушибов.
Как ни старался Рожэ, но его глаза ничего не могли увидеть в непроглядной тьме грота. Факелы, горевшие в подставках на стенах, погасли, сметенные мощнейшими взрывами.
Он полежал, собираясь с силами, и вспомнил место, где приблизительно находилась главная катарская реликвия. Та, что хранилась в резном ларце, и которую он так ни разу и не открыл, борясь с искушением и строго следуя заветам Бертрана де Марти.
Мирпуа, последний из своего рода, медленно пополз, раня колени об острые обломки камней и, после часа бесплодных поисков, наконец-то нашел заветный ларец.
Рожэ сел на колени перед ним и провел руками по его резным стенкам, надеясь снова полюбоваться, хотя бы пальцами, его прекрасной резьбой. Подушечки пальцев нежно скользили по выпуклым фигурам Иисуса и святых. Это немного успокоило его.
Пыль почти осела, дышать стало легче, но ощущение гнетущей тишины и одиночества липкими и цепкими когтями впивались в мозг, заставляя ежиться от страха и нервного озноба, прошибающего тело мелкой дрожью.
Одиночество и пустота…
Он поставил ларец на свои колени и вспомнил, что в его камзоле зашит маленький стеклянный флакончик, в котором хранился быстродействующий яд.
Рожэ нащупал его руками и осторожно извлек из потайного кармашка камзола, зубами откупорил пробку и потянул ноздрями его аромат – пьянящий и дурманящий. Словно дуновение легкого весеннего ветерка освежило и успокоило встревоженную душу катара. Запах яблоневого цвета, немного лимонного аромата и что-то едва уловимое, чем-то напоминающее запах миндаля.
Вот и все. Он усмехнулся и покачал головой. Удивительное состояние покоя и умиротворения даже удивило и ошеломило его.
Бред! Неужели я всю жизнь прожил зря? Зря?! И зачем я, как прокаженный, лишил себя всех радостей мира и обрек на жизнь изгоя и жалкого хранителя не принадлежащих ему сокровищ, стражем реликвий, смысл и содержание которых был ему неизвестен…
Рожэ громко рассмеялся. Его смех, отражаясь от стен грота, многократно усилился, перемешался и вернулся к нему жутким насмешливым эхом.
Пропадай все пропадом… – он залпом выпил яд, крепко обнял шкатулку и положил на ее резную крышку свою голову.
Смерть, словно неуловимый сон, нежно подхватила его и понесла сквозь пространство и время, убаюкивая сладкой песней небытия и превращая все, чем он жил и что делал последние годы, в глупую и никому не нужную пустую трату времени, никем, ничем и уже никогда не оцененную. Рожэ еще раз улыбнулся и навеки закрыл глаза.
Проказница в черном саване сжалилась над ним, подарив его лицу эту милую улыбку вечного блаженства…
– Прочь отсюда! – Ги едва сдерживался, хотя его и трясло от ужаса, непонимания случившегося и нелепых смертей своих воинов. – Выходим из этого адского пекла! Живо!..
Он развернулся и побежал к выходу, опасаясь, как бы не начались новые взрывы. Воины вышли на слепящий глаза свет и обреченно уселись чуть дальше входа в пещеры.
– Что-то ужасное, дон де Леви?.. – дрожащим голосом произнес Рауль де Матаплана. Он неловко потоптался возле ошеломленного рыцаря и уселся рядышком с ним. – Господи! Что это был за грохот?!..
Ги удрученно покачал головой, вытер вспотевшее и перепачканное сажей и пылью лицо руками, посмотрел на молодого фуасца и сказал:
– Гром адский унес жизни половины моего отряда и завалил дорогу к этим треклятым сокровищам… – он снова покосился на выход из пещеры, откуда все еще сочился дым и след пылевого облака. – Это сам Господь покарал меня за мою алчность. Сам Господь…
Рауль испуганно посмотрел на рыцаря, потом на пещеру, перекрестился и стал шептать губами молитвы, воздевая глаза к небу.
– Дон де Леви… – тихим и вкрадчивым голосом сказал Рауль. – Может быть, нам привезти рудокопов?..
Ги посмотрел на него отсутствующим взглядом, надрывно вздохнул и, отмахиваясь рукой, ответил:
– Прошу вас передать его светлости, что сокровища находятся в его полном распоряжении. Пусть делает с ними все, что пожелает…
Он встал и, пошатываясь от усталости, контузии и горечи смерти близких ему людей, побрел к спуску с площадки, намереваясь поскорее убраться из этого Богом проклятого места.
Оруженосцы подбежали и подхватили его под руки, пытаясь помочь. Но Ги резко оттолкнул их и произнес:
– Едем домой. Что-то я устал…
Двенадцать человек – все, что осталось от его отряда – молча спустились вслед за командиром и стали седлать лошадей.
– Дон де Леви! Дон де Леви!.. – донеслось до него с верхушки площадки.
Он поднял вверх голову и молча посмотрел на воина, звавшего его по имени. Тот помахал рукой, прося обождать, и стал спускаться вниз.
Ги сел в седло и вопросительно посмотрел на него уставшим и опустошенным взглядом.
– Дон де Матаплана просил узнать, что нам делать с пленниками?.. – воин побледнел, столкнувшись с холодным и пустым взглядом рыцаря.
– Они его… – отмахнулся де Леви и поддал шпорами коня. – Пусть делает с ними что хочет…
– А можно их… – воин замялся и провел рукой по горлу, – того…
– Я еще раз повторяю – дон де Матаплана волен поступать с ними по своему усмотрению… – Ги поехал, не дожидаясь ответа от воина. Ему было все равно, его тяготило лишь то, что он утратил и бездарно потерял своих самых лучших и надежных людей.
Остатки отряда медленно поехали по извилистой
