Шрифт:
Закладка:
В этом смысле генерал КГБ Бобков был прав. Филипп Денисович не соврал прямо, потому что в 1980 году РФИ переживало очередную пертурбацию, начатую в 1975 году во времена Жискара, и в интересующее нас время действительно не вещало на русском языке в направлении СССР. РФИ была осиным гнездом на набережной Сены, но эти осы не кусали ни советских граждан, ни СССР, ни КГБ.
Однако Бобков не сказал всей правды. Жискаровская Франция продолжала активно противостоять брежневскому СССР в Африке. Постколониальная Франция продолжала вести борьбу с Советским Союзом за своё влияние на бывшие африканские колонии, поддерживая там военные перевороты и кровавых диктаторов. И там идеологическая война бушевала вовсю. Однако она не была чрезмерно заметной в СССР для простых советских граждан.
Прямое французское идеологическое противостояние СССР наберёт обороты только после прихода к власти во Франции социалиста Франсуа Миттерана в мае 1981 года, который быстро сменит жискаровское руководство на "Радио Франс", увеличит бюджет радиостанции РФИ. После начала волнений и роста популярности антикоммунистического профсоюза "Солидарность" в Польше будет воссоздана польская редакция РФИ. А с 1982 года — русская.
Но всё это будет позднее…
Зачем КГБ бороться с ветряными мельницами?
В далёком 1977 году, ещё при аристократе Жискаре, внутри "Радио Франс Интернасьональ" была создана всего лишь редакция вещания на Восточную Европу. Однако она имела сугубо лингвистическую и культурную направленность, просто ретранслируя внутренние передачи на французском языке других радиостанций государственного концерна "Радио Франс": "Франс Интэр", "Франс Кюльтюр", "Франс Мюзик".
Поэтому андроповский КГБ не тратил денег и сил на глушение этих передач. Филипп Бобков не вёл идеологическую борьбу против этих радиостанций, которые всё равно в СССР никто не слушал.
Кроме одного единственного человека: студента закрытого идеологического ВУЗа — МГИМО МИД СССР, проживающего в закрытом центре советской электронной и оборонной промышленности — Зеленограде, франкофила и франкофона Сергея Жакова, который отправлял в штаб-квартиру РФИ в Париже странные телеграммы, состоящие из одного слова. Явно со шпионским умыслом!
Юстас Алексу…
Всё это и написал в подробной информационной справке в Центр резидент КГБ в Париже полковник Николай Четвериков после анализа отчётов своих оперативников и агентуры.
Он приложил к своему отчёту также биографическую справку на журналиста Жан-Пьера Шарбонье, который, по данным КГБ, хоть и не был замечен в прямых связях с французскими спецслужбами, но поручиться за его честность было нельзя. Ибо враг коварен, изворотлив и хитёр. В досье Четверикова попала и сетка вещания РФИ, где особо были отмечены программы, в создании которых принимал участие Жан-Пьер Шарбонье, как автор или ведущий. Красным карандашом была отмечена передача "Тайное слово".
Все подготовленные в парижской резидентуре КГБ документы имели обезличенный вид, то есть, в них были сделаны пропуски везде, где стояли конкретные имена и фамилии, адреса, даты и названия. В конце отчёта полковник Четвериков написал свои соображения и оперативные выводы. Он выражал свою полную чекистскую уверенность в том, что через эфир "Радио Франс Интернасьональ" идёт шифропереписка с агентурой французских спецслужб.
Черновики документов Четверикова были затем перепечатаны оперативной машинисткой, женой одного из сотрудников резидентуры. После чего резидент ещё раз лично перечитал их, вручную выправил ошибки и опечатки, сам вписал от руки в оставленные пробелы все конкретные имена и названия, которые не положено было видеть даже доверенной и проверенной машинистке. Затем Четвериков поставил свою подпись и личную печать резидента. И уничтожил черновики.
Когда подготовительная работа резидента была закончена, сотрудник ОТУ КГБ СССР в парижской резидентуре переснял дважды все машинописные документы на фотоплёнку и уничтожил печатные оригиналы в присутствии резидента, о чём был составлен акт, подписанный обоими. Первый экземпляр негативов на микроплёнке был проявлен и оставлен в архиве резидентуры (хранить тонны бумаг тут не было физической возможности).
Второй экземпляр (не проявленные негативы) был запечатан в специальный светонепроницаемый пакет и ушёл ближайшей дипломатической почтой с дипкурьером в Москву, в Ясенево, в ОТУ разведки, где их проявили, распечатали в одном экземпляре и положили на стол зампреда КГБ и начальника ПГУ генерал-полковника Крючкова.
Владимир Александрович внимательно всё прочитал два раза, хотя в этом деле для него уже давно не было ничего нового и неизвестного. Оба раза в конце чтения его губы посещала небольшая улыбка.
Перед отъездом на доклад к Андропову в дом № 2 на площадь Дзержинского он созвонился по прямому оперативному телефону ОС со своим заместителем, начальником управления "С" генерал-майором Дроздовым, а затем с начальником Секретариата КГБ СССР Карпещенко, согласовав окончательное время аудиенции у Председателя.
Чёрная "Волга" с работающим мотором ждала начальника ПГУ у его личного подъезда в северо-восточном торце Игрек-корпуса, куда он спустился прямо из своего кабинета на отдельном лифте, предназначенном только для него.
Мощно и глухо заурчав форсированным западногерманским двигателем, машина резко взяла с места и с включённым синим проблесковым маячком за сеткой радиатора помчалась в центр Москвы, временами, на перекрестках, оглашая улицы столицы короткой служебной сиреной.
Крючков не был ни Брежневым, ни тем более Путиным. Для него не перекрывали автомобильное движение в Москве. Но из далёкого пригородного Ясенева, по специальному "зеленому коридору" светофоров, негласно и весьма эффективно организованному для него службой ГАИ по согласованию с КГБ, и по освобождаемой гаишниками левой полосе широких московских проспектов, начальник Первого главка Комитета госбезопасности доехал до площади Дзержинского всего за двадцать минут.
И никто в городе этого не заметил, хотя такие поездки совершались регулярно, по несколько раз на дню. Люди с настоящей властью, выросшие во власти, очень не любят её демонстрировать публично, как наши нынешние выходцы из советских подворотен, выскочки и парвёню с комплексами неполноценности. К 1980-ому году Крючков находился в высшей аппаратной номенклатуре уже 25 лет, а до пика карьеры ему оставалось ещё 11 лет, когда он заменит Андропова в чекистской, государственной и партийной иерархии.
Председатель КГБ и член Политбюро ЦК КПСС принял своего протеже строго в назначенное время, по давно установленному расписанию и отработанной процедуре. Они так долго были знакомы и так давно работали вместе,
