Маг сужает глаза, улыбается криво одними губами, а затем начинает готовиться ко сну. Замечает весело и мягко одновременно:

– Что ж, если передумаешь, то можешь вспомнить о том, что ты и человек тоже. Людям держать свое слово необязательно. Лично я тебя осуждать не стану.

На последних словах он снова улыбается, и я тоже не могу сдержать короткой улыбки, хотя в своих мыслях далека от веселья. Мне никогда не нравилось думать о своей человеческой половине из-за того, как я появилась на свет, ведь этому предшествовало насилие над мамой.

Люди очень преуспели в войне с эльфами – чего стоят одни только маги крови. Но им известны и другие методы, как ослабить противника и воспользоваться его слабостью. Мама в тот единственный раз, когда мы говорили об этом, не вдавалась в подробности, но я хорошо представила, как она страдала, оказавшись с мерзким человеком не по своей воле. Я возненавидела саму мысль о моей человеческой стороне. Возненавидела мерзавца, причастного к моему происхождению. Возненавидела всех людей, потому что эльфы, в отличие от них, на такую низость попросту неспособны.

Впрочем, за последние месяцы многое изменилось, как и я сама. Я больше не имею права думать, что все люди такие же, как тот человек, что меня зачал. И некоторые из них до обидного мудры, под стать самим эльфам.

Я бросаю недовольный взгляд на Тайлоса, растягиваюсь на лавке и отворачиваюсь к стене.

– Несколько месяцев назад я и не думал, что у меня могут появиться собственные цели, – спустя пару минут тишины тихо говорит маг. – Я осознавал, что существую в этом мире как оружие: шел, куда указывали, делал, что должен был делать. И считал это правильным – эльфы убили мою семью и хотели убить меня, чтобы ослабить противника: они знали, что я стану одним из сильнейших магов. Но… Жизнь умеет ставить новые задачи. И вот я здесь, в домике посреди глухого леса, наедине с девушкой-полукровкой, у которой с хрустом костей меняется мировоззрение наравне с моим. Правильно ли это? Не уверен. Но если отбросить войну и наши в ней роли, то это по меньшей мере занимательно. Итак, я веду к тому, что, наверное, это естественно – менять свои старые установки тогда, когда меняется мир вокруг тебя.

А еще маг крови до обидного рассудителен.

Я молчу, думая о том, что мы с ним пришли к похожим выводам, но в ответ говорю лишь тихое:

– Мирной ночи, Тайлос.

– Добрых снов, Эания.

Поутру чан с целебным отваром оказывается пуст.

Я смотрю на проснувшегося, но еще сонного мага, и заключаю:

– Ты полностью здоров. – А затем потворствую своему любопытству: – Можно, я взгляну?

Тайлос хмурится, но откидывает одеяло и поднимается на ноги. Я тут же бросаюсь к нему и подхватываю пальцами край ткани. Маг вздрагивает, а я спешу размотать повязку.

Моим глазам предстает ровная розоватая полоска шрама, и я зачем-то тянусь к ней и касаюсь указательным пальцем, скользя по ее длине. Словно и не было ужасной раны.

Тайлос, напряжение которого я уловила краем сознания, ловит мою кисть, и я недоверчиво‐тревожно заглядываю в темные глаза:

– Неужели до сих пор больно?

Кажется, его взгляд становится совсем черным, он почти шепчет:

– Напротив.

Напротив? О…

Я хочу вырвать руку, но хватка пальцев мага лишь усиливается в ответ на мой порыв. Он делает шаг ближе, что пугает еще сильнее, мгновение вглядывается в мое лицо, а затем немного хрипло спрашивает:

– Выходит, мы можем отправляться в путь?

Меня подводит голос:

– А т‐ты хочешь задержаться здесь?

Тайлос снова делает шаг вперед – я, разумеется, один шаг назад.

– Ты снова меня боишься? – озадаченно интересуется он.

– А мне стоит?

Маг сужает глаза, размышляет мгновение, а затем отвечает:

– Нет. Для этого нет причин.

– Значит, не боюсь.

Вру, разумеется. Меня однозначно пугает и его близость, и то, что он насильно держит меня возле себя. Это напоминает о прошлом мамы. Впрочем, чувствую я не только страх.

Меня смущает жар тела, окутывающий, словно кокон.

– Твои глаза говорят обратное, Эания.

Я собираюсь с мыслями:

– Отпусти мою руку, Тайлос.

Он словно забыл, что держит ее, и теперь смотрит на свои пальцы, будто те принадлежат кому-то другому. Усмехается и разжимает их. Я тут же убираюсь от мужчины на безопасное расстояние. Делаю глоток свежего воздуха, словно только что вырвалась из пекла, а затем бросаю на мага короткий взгляд:

– Предлагаю выдвигаться в дорогу через пару часов.

С этими словами я сбегаю из дома, в котором стало слишком тесно для нас двоих.

За время, назначенное мною на сборы, я успеваю почистить стрелы, собрать вещи и еду в дорогу и вновь изучить карту. Я даже нахожу в вещах мага свой кинжал и без слов возвращаю его за пазуху. А еще натыкаюсь на его ручные ножны – мудреное приспособление из кожи и легкого металла, которое при определенном действии выталкивает кинжал. Зайдя в дом в очередной раз, я замечаю, что оно плавится в огне печи.

Да, мы с Тайлосом стараемся не сталкиваться в одном пространстве. И сомневаюсь, что все возможное для этого делаю я одна.

Я отхожу от погашенной печи, подхватываю с лавки сумку, вешаю ее на плечо через голову и осматриваюсь.

Затяжная передышка закончилась, пришла пора прощаться с местом, которое предоставило мне и Тайлосу надежный кров. Здесь было уютно, тепло и безопасно – если, конечно, не считать мага крови под боком.

Непроизвольно улыбаюсь и выхожу на улицу.

Тайлос, снова весь в черном, как раз садится на своего коня. И пусть. Лично я намерена идти пешком, поездка верхом никак не вписывается в мой план. И дело вовсе не в том, что я не хочу сидеть рядом с магом, хотя это тоже играет свою роль.

Я подхватываю колчан и лук, лежащие у пенька, и направляюсь мимо Бродяги и мага, но мужчина выставляет прямо передо мной руку и спрашивает:

– Ты же не планируешь идти пешком, когда у нас есть полный сил конь?

Я поднимаю глаза на лицо Тайлоса – оно, кстати, не выглядит довольным, – и отвечаю:

– Для меня привычней находиться на земле. Ты не почувствуешь разницы – я не буду отставать, обещаю.

Маг раздраженно ведет плечом:

– Не глупи, Эания.

Я поджимаю губы. Если я пойду у него на поводу и сяду на эту дурацкую лошадь, то