быстро и решительно. Думал, мы сможем уничтожить брата на месте, убить тирана сразу, минуя долгое противостояние. А гибель парнишки… что ж, это сопутствующий ущерб.

Оказывается, эта жертва была совершенно напрасной.

Но пока что мы этого не знаем. Пока что Саулос платит Дэмеону за информацию, а мы остаемся в изгнании за Королевским морем и пользуемся гостеприимством наших восточных союзников. Я очень им благодарен, вот только они во все добавляют сахар, да и лепешек сильно не хватает.

Киваю гонцу.

– Докладывай.

– Он восходит на трон раз в четыре дня, – сообщает Дэмеон. – Недавно вот к нему обратился человек, повздоривший с соседом из-за козла. Король не стал его слушать и принял сторону соседа. А после тотчас же ушел, не удостоив вниманием остальных.

– Раз в четыре дня? – переспрашиваю и хмурюсь. – А надо бы каждый день.

– Ты же сам знаешь, чем он занят, – напоминает Саулос.

– Ничего он не найдет. Это невозможно.

Саулос встает на ноги.

– Ладно, предположим, что наш дорогой братец не сможет стать богом. Он из кожи вон лезет, пытаясь найти этот самый чудесный эликсир, а долгом правителя пренебрегает. Что дальше? Чем больше людей он бросит на произвол судьбы, тем больше недовольных обратятся за помощью к своим господам, чтобы те восстановили справедливость. А тем Аэру не указ. Они накопят могущество и соберут собственные армии, которые, хочу еще раз подчеркнуть, королю не подчиняются. А дальше – раскол. Население распадется на десятки групп, люди будут грызться за жалкие ошметки.

– Это предположение, не больше, – подмечаю я. – Разве человека можно приговорить к смерти за преступления, которые он, как мы думаем, совершит позже? Пока что его можно обвинить разве что в нелюдимости.

– А ты что предлагаешь? Ждать, пока наш народ начнет погибать, не получив помощи?

Я морщусь.

– Слово «ждать» безнадежно опорочено нашим братом и его философией безделья.

– Положим, он обретет бессмертие, – продолжает Саулос. – Но ведь он нарушил фундаментальнейший закон магии. Все, что берем у земли, нужно ей вернуть. Съев яблоко, мы растим из его остатков целый лес, который станет приютом для птиц, а те – кормом для кошек. Лишь человек обладает уникальной способностью возвращать больше, чем взял. Как знать, может, завтра наш братец сотрет нас с лица земли. Пусть называет это, как ему угодно, но на деле он уничтожает все, что мы знаем. Он станет богом и начнет жить по своим законам – не по законам Аэру, Архайи или даже Смерти, а по своим собственным, – а мы будем бессильны его остановить. Мы ведь с тобой как никто знаем его. Он не помог, когда начались бури. Он будет сидеть сложа руки, смотреть, как погибает его земля, нести всякую чушь про природу, в которой «все идет своим чередом», и жадно впитывать магию. – Саулос садится на колени и берет меня за руки. Пальцы у него в мозолях – слишком уж много читает. – Но мы-то можем все изменить. В наших силах все исправить.

Думаю о матери, которую он бросил ради бессмертия. Думаю о пожаре в Йенпире, самом южном городе в нашем краю. Тогда мальчишка, помощник гончара, не успел вовремя потушить угольки. Я хотел исцелить жертв при помощи магии, убрать ожоги, покрывшие их тела. Но он сказал – нет. Лучше погляжу, как невинные люди страдают.

Ладно, это я уже додумываю, таких слов я от него не слышал. Тогда я никак не мог понять, почему он отказался подстегнуть масштабные перемены, а вот вечную жизнь себе обеспечил.

И до сих пор не понимаю. Жаль, он нам так ничего и не объяснил.

– Больше медлить ни к чему, – говорю я. – Не станем ждать, пока все порастет быльем. С проворством молнии, что бьет в дерево, вступим в игру и одним метким ударом изменим будущее.

Вот как мы убили Дэмеона и начали войну.

До чего мы были наивны. За два года изгнания, руководствуясь лишь скупыми известиями, которые до нас долетали, мы состряпали историю о беспутном короле, который предал свой народ. Я всем сердцем поверил в его порочность, а когда мы его убили, только утвердился в этом мнении. Мне и в голову не приходило, что он и впрямь мог быть прекрасным правителем. Недаром ведь его подданные бились за своего короля целых десять лет. Наверняка на то были причины.

Ради спасения своего народа мы отправили на смерть тысячи бойцов; миллионы жителей погибли от голода и мятежей, начавшихся позже. Я обрек людей на страдания, потому что поверил в мрачное будущее, от которого только мы можем их защитить. А все из-за сущей мелочи: подумаешь, отказаться от ежедневных аудиенций. Какой пустяк! Свою отправку на войну мы сравнивали с тушением лесного пожара – надо погасить искорку, говорили мы, пока весь лес не погиб в огне.

Но он все равно сгорел. Мы погубили родной дом.

Нет, «погубили» – еще мягко сказано. Мы его уничтожили.

Понимаете? Обычно на войне погибают только люди. Земле до этого дела нет. Можно проливать кровь, сжигать дома, но Архайя будет ждать в стороне, а вместе с ним дожди и гниение, и вернутся они, лишь когда гнев ненасытной Аэру поутихнет. Развязав войну, мы устроили апокалипсис. Мы пустили в расход всё до последнего зернышка, до последнего порыва ветра, до последней капельки из ручья – и мир кругом погиб, от него совсем ничего не осталось.

Я убил родного брата собственным мечом. Дважды перерезал ему горло. И сам поранился – на руке до сих пор есть шрам. Под кожей осталась капелька крови, и как бы я ни ковырял свою плоть, убрать ее не получается.

Неужели мы выбрали лучший путь?

Неужели?

Катарсис

Глава семнадцатая

Уничтожительница.

По комнате расплылся алый жаркий туман, а следом вспыхнул огонь. Языки пламени стали сгущаться, постепенно раскаляясь добела, и наконец обрели форму двух ребятишек. Эрис узнала херувимские личики из своих снов, вот только теперь на глазах у детей были повязки, а белый огонь плясал в пустых, выжженных глазницах. Девочка потеряла руку – жаркий ветер раздувал пустой рукав. Мальчик был куда ниже, чем в снах Эрис. Она не сразу поняла, что он сидит. Оказалось, что он лишился обеих ног.

– Мы снова встретились, – сказал мальчик. Его прежний голос эхом пронесся в сознании Эрис. – Повелительница текучего пламени.

– Та, что хранит равновесие между мирной водой и бурей, – добавила девочка.

– А его все равно сжигает.

– И называет другом, – поправила брата девочка, сделав особый упор на этом слове.

Пустые глазницы мальчика уставились на Эрис.

– Любопытно. А он так совсем не думает.

– Не понимаю, о чем вы толкуете, – сказала Эрис. Перед глазами плясали алые пятна. Когда зрение восстановилось, девушка стала искать взглядом сгорбленную фигуру великана, но бездымный огонь пылал ярко, точно звезда перед гибелью, и в этом свете не было видно ни единой тени.

Девочка выгнула бровь, уперла обожженную руку в бок, оглядела комнату, куда их с братом призвала Эрис.

– Стало быть, у тебя прибавилось магии, раз тебе удалось такое в запретном краю.

– Где все хрупко и несовершенно, – подхватил мальчик. – Дар ясновидения, который мы обрели, прибавляет нам знаний, но не времени.

– Тогда не будем тянуть, – сказала сестра. – Твой город медленно и мучительно умирает – из-за тебя.

– Магия исчезает – из-за тебя, – подхватил мальчик.

– Мы умираем из-за тебя, – продолжили они хором. – Нам виден финал. Ты подняла волну, и нас несет теченье смерти, уничтожительница.

– Не зовите меня так! – процедила Эрис. – Это не я разоряю город, а Чудовище. Я пыталась вам помочь. Честное слово. Мне жаль, что моих сил не хватило. – Она отчаянно схватилась за волосы, но этот жест нисколько ее не утешил. – Я ничего не знаю. Я не понимаю, о чем вы говорите. Я понятия не имею, как вас спасти. Как можно валить на меня всю вину, если я только начинаю понимать, что такое магия…

Слезы подступили к горлу. Два короля солгали! Никому они горло не перерезали. Своего брата они прокляли. Они пользовались магией. Кешгиум пропитан ложью, а Чудовище реально, это и есть Тварь, жаждущая отмщения, и она использует Эрис как сосуд с чарами, не больше. И забота Чудовища была лживой. Все, во что она верила, – неправда. Храм, ритуалы, фрески на воротах, статуи, безобидная роза, которую она возложила к отцовскому гробу,