Шрифт:
Закладка:
Успех Тинторетто был подтвержден, когда в 1564 году Скуола ди Сан-Рокко, или Конфедерация Святого Роха, пригласила его для украшения своего альберго, или зала собраний. Чтобы выбрать живописца для огромных стенных поверхностей, директора пригласили художников представить рисунки для картины, которая должна была вписаться в овал потолка, изображающий Святого Роха во славе. Пока Паоло Веронезе, Андреа Скьявоне и другие делали наброски, Тинторетто написал готовую картину, пылающую красками и оживленную действием; тайно прикрепил холст в назначенном месте и накрыл его, а в день, когда остальные представили свои рисунки, раскрыл картину, к ужасу судей и конкурентов. Он оправдывал эту нестандартную стратегию тем, что ему лучше всего работается именно таким импульсивным способом, а не по карикатуре. Остальные художники возмущались, Тинторетто отказался от участия в конкурсе, но оставил картину в дар братству. Скуола в конце концов приняла ее, сделала Тинторетто своим членом, назначила ему пожизненное жалованье в сто дукатов в год и потребовала, чтобы он писал для них по три картины в год.
За следующие восемнадцать лет (1564–81) он поместил на стены альберго пятьдесят шесть сцен. Помещения были плохо освещены, Тинторетто приходилось работать в полумраке; он работал быстро, накладывая краски грубо, так, чтобы их можно было видеть с высоты двадцати футов. Эти картины стали самой знаменитой выставкой одного человека в истории Венеции, и последующие художники приходили изучать их почти так же, как студенты во Флоренции ходили изучать Масаччо. Дождь и сырость атаковали картины на протяжении многих лет, но они по-прежнему впечатляют своим размахом и мощью. «Двадцать или тридцать лет назад, — писал Рёскин сто лет назад, — их сняли, чтобы отреставрировать; но человек, на которого была возложена эта задача, по счастливой случайности умер, и только одна из них была испорчена».29
В этом удивительном музее Тинторетто еще раз рассказал христианскую историю, но так, как она еще никогда не была написана, с дерзким реализмом, который вывел эпизоды из мира идеальных чувств и поместил их в такое естественное окружение, что легенда казалась превращенной в самую неопровержимую историю. Способность видеть, подмечать каждую деталь сцены, ощущать эти детали как дающие жизнь, переносить их на стену одним-двумя взмахами кисти, как воду, видимую сквозь корни лавра в «Магдалине», — таковы были искры огня Тинторетто. Нижний этаж альберго он посвятил Марии: ее скромному удивлению в Благовещении, ее скромному изяществу в Посещении, ее простому благоговению перед драгоценными восточными дарами в Поклонении волхвов, ее медленному шествию на ослике по мирному пейзажу в Бегстве в Египет, в безопасности от той «резни невинных», которая обеспечивает самую мощную картину в этой группе. На стенах главной верхней комнаты Тинторетто изобразил события из жизни Христа: крещение Иоанном, искушение сатаной, чудеса, Тайную вечерю; последняя была настолько нетрадиционно реалистичной, что Рёскин назвал ее «худшей из всех, что я знаю о Тинторетто»:30 Христос в дальнем конце, апостолы поглощены едой или беседой, слуги суетятся с едой, собака спрашивает, когда ей тоже можно поесть. Во внутренней комнате верхнего этажа Тинторетто написал две свои величайшие картины. На картине «Христос перед Пилатом» изображена незабываемая фигура, облаченная в белое одеяние, словно в саван, и спокойно стоящая в усталости и покорности, но с достоинством, перед Пилатом, пытающимся смыть с себя вину за то, что поддался жажде крови толпы. И наконец, по мнению Тинторетто, его лучшая работа — «Распятие», бросающее вызов и превосходящее «Страшный суд» Микеланджело по силе и размаху композиции, по мастерству исполнения; сорок футов стены и восемьдесят фигур, с лошадьми, горами, башнями, деревьями, все с невероятной точностью до деталей; Христос в визуализированной агонии тела и души; Один разбойник, которого заставляют спуститься на крест и он сопротивляется до последнего; другой, титан силы и отчаяния, которого поднимают на смерть грубые солдаты, слишком разгневанные его весом, чтобы испытывать жалость; женщины, сгрудившиеся в испуганные группы; зрители, жаждущие посмотреть на страдания и смерть мужчин; и, вдали, опускающееся небо, не предлагающее никакого ответа на человеческую трагедию, кроме грома и молний и равнодушного дождя. Здесь Тинторетто достиг своего зенита и сравнялся с лучшими художниками.
Ко всем этим шедеврам в альберго Тинторетто добавил восемь картин для церкви того же братства, в основном касающихся самого святого Роха. Одна из этих картин выделяется хотя бы своим ужасом — «Бассейн Вифезда». Художник взял свой текст из пятой главы Четвертого Евангелия: Там «лежала толпа инвалидов», «слепых, хромых и людей с обмороженными конечностями», ожидая возможности искупаться в целебном бассейне. Тинторетто видит не чудесное исцеление калеки, а толпу различных больных и страждущих, и он рисует их такими, какими видит, — в их пороках, лохмотьях и грязи, в их надежде и отчаянии. Это сцена из «Преисподней» Данте или «Лурда» Золя.
Тот же самый человек, который мог так яростно бороться своим искусством с пороками, присущими плоти, охотно откликался на великолепие плоти в красоте ее здоровья и почти соперничал с Тицианом и Корреджо в изображении обнаженной натуры. Хотя можно было ожидать, что его буйный дух и стремительная кисть не смогут передать античное чувство красоты в покое, мы находим, разбросанные по Европе, такие восхитительные фигуры, как Даная из Лионского музея, одетая в драгоценности, Леда и Лебедь из Уффици, Венера и Вулкан из Мюнхенской пинакотеки, дрезденское Избавление Арсинои, Меркурий и Грации, Вакх и Ариадна из Дворца дожей….. Саймондс считал последнюю «если не величайшей, то, во всяком случае, самой прекрасной картиной маслом из всех существующих».31 И еще более совершенным является представленное в Лондонской галерее «Происхождение Млечного пути от давления Купидона на грудь Юноны» — самое подходящее объяснение. В Лувре, Прадо, Вене и Вашингтонской галерее есть «Сусанна и старцы» в четырех версиях Тинторетто. В Прадо есть целая комната чувственных Тинторетто: Молодая венецианка откидывает халат, чтобы обнажить грудь; даже в «Битве турок с христианами» две абстрагирующие груди появляются среди блеска оружия. А в музее Вероны находится Концерт девяти женщин-музыкантов, три из которых обнажены до пояса
