потому, что он свободен, подчиняет себя через свой разум необусловленным законам, она не нуждается ни в идее другого существа над ним, чтобы он осознал свой долг, ни в побуждении, кроме самого закона, чтобы он его исполнил… Следовательно, ради самой себя мораль вообще не нуждается в религии».60 Кант обещает повиновение властям и признает необходимость цензуры, но при этом настаивает, что цензура «не должна создавать никаких беспорядков в области наук».61 Вторжение теологии в науку, как в случае с Галилеем, «может остановить все начинания человеческого разума… Философская теология… должна обладать полной свободой в той мере, в какой это касается ее науки».62

Кант выводит проблемы нравственности из двойного наследования человеком добрых и злых наклонностей. «То, что порочная склонность действительно должна быть укоренена в человеке, не нуждается в формальном доказательстве ввиду множества вопиющих примеров, которые опыт… ставит перед нашими глазами».63 Он не согласен с Руссо в том, что человек рождается хорошим или был хорошим в «состоянии природы», но он согласен с ним в осуждении «пороков культуры и цивилизации» как «самых отвратительных из всех».64 «Действительно, остается вопрос, не должны ли мы быть счастливее в нецивилизованном состоянии… чем в нынешнем состоянии общества».65 со всей его эксплуатацией, лицемерием, моральным разладом и массовыми убийствами на войне. Если мы хотим узнать истинную природу человека, нам достаточно понаблюдать за поведением государств.

Как началось «радикальное зло в человеческой природе»? Не через «первородный грех»; «несомненно, из всех объяснений распространения и размножения этого зла через всех членов и поколения нашей расы, самым неумелым является то, которое описывает его как передающееся нам по наследству от наших первых родителей».66 Вероятно, «дурные» наклонности были прочно укоренены в человеке в силу их необходимости для выживания в первобытных условиях; только в цивилизации — в организованном обществе — они становятся пороками; и там они требуют не подавления, а контроля.67 «Природные склонности, рассматриваемые сами по себе, хороши, то есть не вызывают упреков; и не только бесполезно стремиться их истребить, но и делать это было бы вредно и достойно порицания. Скорее, пусть они будут укрощены, и вместо столкновения друг с другом их можно привести к той гармонии в целостности, которая называется счастьем».68

Нравственные качества также являются врожденными, о чем свидетельствует всеобщее моральное чувство; но вначале это лишь потребность, которую необходимо развивать путем нравоучений и усердной дисциплины. Лучшая религия — это не та, которая отличается тщательным соблюдением ритуальных обрядов, а та, которая в наибольшей степени влияет на людей в направлении нравственной жизни.69 Религия разума основывается не на божественном откровении, а на чувстве долга, трактуемом как божественное начало в человеке.70 Религия может законно организоваться в церковь,71 она может стремиться определить свое вероучение через священные писания, она может справедливо поклоняться Христу как самому богоподобному из людей, она может обещать рай и угрожать адом,72 и «нельзя придумать ни одной религии, которая не включала бы в себя веру в будущую жизнь».73 Но христианину не обязательно утверждать веру в чудеса, или божественность Христа, или искупление грехов человечества распятием Христа, или предопределение душ к раю или аду по божественной благодати, даруемой безотносительно к добрым или злым делам74.74 Необходимо «тщательно прививать некоторые формы молитвы детям (которые все еще нуждаются в букве)»;75 но условная «молитва… как средство [получения божественной] благодати — это суеверная иллюзия».76

Когда церковь становится институтом принуждения к вере или поклонению; когда она присваивает себе исключительное право толковать Писание и определять мораль; когда она формирует священство, претендующее на исключительный доступ к Богу и божественной благодати; когда она превращает свое поклонение в магический ритуал, обладающий чудодейственной силой; когда она становится рукой правительства и агентом интеллектуальной тирании; когда она стремится доминировать над государством и использовать светских правителей как инструменты церковных амбиций — тогда свободный разум восстанет против такой церкви и будет искать за ее пределами ту «чистую религию разума», которая является стремлением к нравственной жизни.77

Эта последняя крупная работа Канта отмечена колебаниями и неясностью, естественными для человека, не испытывавшего страсти к тюремному заключению. В ней много схоластического словоблудия, дивных логических вывертов и фантастического богословия. Удивительно, что шестидесятидевятилетний человек до сих пор демонстрирует такую бодрость мысли и речи и такое мужество в борьбе с объединенными силами церкви и государства. Конфликт между философом и королем разгорелся до предела, когда 1 октября 1794 года Фридрих Вильгельм II направил ему следующий «приказ в совет».

Наша Высочайшая персона уже давно с большим неудовольствием наблюдает, как вы злоупотребляете своей философией, чтобы подорвать и опошлить многие из самых важных и фундаментальных доктрин Священного Писания и христианства; как, в частности, вы сделали это в своей книге «Религия в пределах одного лишь разума«…Мы немедленно требуем от вас самого добросовестного ответа и ожидаем, что в будущем, во избежание нашей высочайшей немилости, вы не дадите такого повода для обиды, но, скорее, в соответствии с вашим долгом, используете свои таланты и авторитет, чтобы наша отеческая цель могла быть достигнута все больше и больше. Если же вы будете продолжать сопротивляться, то, несомненно, можете ожидать неприятных последствий для себя.78

Кант дал умилостивительный ответ. Он указал, что его труды были адресованы только ученым и теологам, свобода мысли которых должна сохраняться в интересах самого государства. В своей книге он признал неспособность разума судить о последних тайнах религиозной веры. В заключение он пообещал повиноваться: «Настоящим я, как вернейший слуга Вашего Величества, торжественно заявляю, что впредь я буду полностью воздерживаться от любых публичных высказываний о религии, как естественной, так и явленной, как в лекциях, так и в сочинениях». После смерти короля (1797) Кант почувствовал себя освобожденным от своего обещания; кроме того, Фридрих Вильгельм III уволил Вёльнера (1797), упразднил цензуру и отменил Религиоведческий трактат 1788 года. После битвы Кант подвел итоги в брошюре «Конфликт факультетов» (1798), в которой он повторил свое утверждение о том, что академическая свобода необходима для интеллектуального роста общества. По сути, маленький профессор в далеком уголке мира выиграл битву против государства, обладающего самой сильной армией в Европе. Это государство вскоре распалось, но к 1800 году книги Канта стали самыми влиятельными в интеллектуальной жизни Германии.

VI. РЕФОРМАТОР