В таком опьяненном состоянии встретил он генерала Ракитина. Генерал высадился в Охотске с группой офицеров и объявил себя военным начальником Побережья.

— Я реквпзую всех лошадей для военных целей, а вам предлагаю слиться с нашей дружиной и вместе шагать в Якутск,— заявил генерал.

— Лошади к вашим услугам, я же останусь на Побережье,— сурово ответил Елагин.

— Не подчинитесь даже приказу генерала Пепеляева?

— Я подчиняюсь только господу богу...

— Позвольте, позвольте! Куликовский заверил генерала

Дитерихса, генерала Пепеляева, меня лично, что туземцы я^дут не дождутся опытных командиров.

— Куликовский —старый болтливый дурак, Сам небось остался во Владивостоке.

— Он в Аяне с генералом Пепеляевым.

— Не ожидал от него такой прыти. А где же Дуглас Блейд?

Вот он-то остался во Владивостоке, всякие торговые дела задержали. От имени фирмы «Олаф Свенсон» он вручил гене’ ралу Пепеляеву сто тысяч долларов.

— Когда загребаешь у нас миллионы, можно отваливать и побольше. Но не в Блейде дело и даже не в фирме «Олаф Свен-сон», дело в том, что нет людей, готовых серьезно бороться. Кто руководил здешними мятежниками? Авантюристы, невежды, не-удачники, им и деваться-то некуда. Таежные кондотьеры,’ де’ шевые как уличные девки. Вот почему я со своими людьми вы-хожу из этой идиотской игры в восстание, я теперь только та’ ежныи волк и, поверьте, умею хватать за горло...

Ракитин слушал Елагина с чувством уважения к этому силъ’ ному, волевому человеку и со страхом перед его лесной властью. Ссориться с ним было опасно, довериться — невозможно.

Что из себя представляют люди Бочкарева? — спросил он,

В отдельности каждый головорез, вместе — шайка раз’ боиников. Но бочкаревцы —ангелы в сравнении с Индирским. Сн переметнулся к нам из стана красных, но этот тип —преда’ тель по призванию. Вот кого повешу с наслаждением если поймаю!

Ракитин курил, слушал, думал о Елагине: «У него ненависти хватит на целый полк, жаль, что не верит в успех нашего по-хода». Но мысль его тут же изменилась. «Сам-то я верю? На’ зываю поход кровавой фантастикой, но иду потому, что некуда больше шагать. Как все усложнилось, все перепуталось в рус’ ской судьбе!»

На другой день в штаб Ракитина явились человек с винче-стером за плечом и кривоногий бородач со зверским выраже’ нием в лице.

Как вас п едставить гене’алу? Кто, откуда, с какой целью? — спросил Энгельгардт, подозрительно оглядывая пришельцев.

Командир белого партизанского отряда Индирский...

Ракитин незамедлительно и с нескрываемым интересом при’ нял Индирского.

Запоздало узнал о вашем приходе, господин генерал, а то давно бы уже был в Охотске. У меня двести орлов, стреляющих без промаха, я и мои орлы готовы разделить с вами все тяготы, все радости великого похода,—высокопарно выговорил Индир-

— Рад иметь таких союзников! Кстати, в вашем отряде был правитель Охотского края Сентяпов. Где он?

і— Разошлись в политических взглядах, и Сентяпов покинул отряд. Думаю, пошел к Бочкареву, что сидит в Наяхане.

— Вам знаком путь из Охотска на Якутск?

— Похвалиться не могу, зато Матвейка Паук знает как свои пальцы. Старатель. Орел первой величины. Он дожидается в вашей приемной.

Ракитин пригласил Паука в кабинет; тот вошел, покачиваясь на кривых, обутых в унты ногах. Косматые волосы и борода усиливали и так зверский вид его, а оловянные глаза неприятно настораживали. На вопрос генерала Паук отвечал не задумываясь и даже покровительственно:

— Знаю ли тропу на Якутск? Еще бы спросили, знает ли Матвей Максимович разницу между золотым самородком и бронзовой втулкой! Будьте спокойны, с Матвеем Максимовичем в тайге пропасть не можно.

— Прекрасно! — сказал Ракитин. — Вы русские патриоты, а вот Елагин наотрез отказался участвовать в нашем походе.

— И вы уговаривали этого савраса? — ахнул Индирский. — У борова больше любви к своему хлеву, чем у Елагина к отечеству. Лесной бандит! Морской пират! Попадись он мне, живьем сожгу и пепел развею!..

Ракитин сардонически улыбался, слушая гневную филиппику Индирского и вспоминая вчерашнюю брань Елагина.

После месячной канители Ракитин сколотил дружину добровольцев, оставил своим заместителем капитана Энгельгардта и выступил в тысячеверстный поход на Якутск. Перед выступлением послал с оказией письмо воеводе Дитерихсу.

«В глубине якутской тайги, на военной тропе древних охотничьих племен, верящих в бога нашего так же, как все православные люди, я встречусь с генералом Пепеляевым. Под священными знаменами Иисуса Христа возьмем Якутск и пойдем дальше через Сибирь — к светлопрестольному граду Москве»,— писал генерал.

Он передал послание командиру канонерки «Батарея», уходившей во Владивосток, не думая, не гадая о том, что по иронии судьбы в этот же самый час Дитерихс бежал на японском крейсере в Токио.

Ракитин обладал ясным умом и едва ли начал бы безумный поход, который сам называл фантастическим бредом, если бы знал о бегстве последнего белого правителя.

Два^ цве^та времени — красный и белый — полыхали в Восточной Сибири, постепенно достигая самых глухоманных мест. Острота классовых схваток достигла своего предела и в больших армиях, и маленьких отрядах, оружием становилось не число бойцов, а социальные страсти.

Историки любят описывать события крупномасштабные, с огромным количеством человеческих масс, армий, стран, городов, охваченных водоворотом войны. Чем больше вовлечено судеб в войну, тем монументальнее, историчнее становится она, полагают историки, и это почти бесспорно, но бесспорно и дру-

В тайге, под замороженным небом, шли навстречу друг Другу две небольшие армии. Шли к какой-то Лисьей Поляне — ничтожной географической точке,—чтобы сразиться: одни —за свои идеи, другие за свои привилегии. Эта таежная схватка красных и белых —маленький, но совершенно необходимый штрих в эпопее войны, без него была бы неполной трагическая картина народных потерь.

Только через месяц после выхода из Якутска Строд достиг таежной слободки Амги; здесь узнал он о тяжелом положении гарнизона в селе Петропавловском.

Пепеляевцы одержали победу на Алдане, неподалеку от Петропавловского. Наши понесли крупные потери,—рассказывал начальник гарнизона. — Пепеляев со всей дружиной сейчас на реке Миле...

— Это далеко от Амги? — спросил Строд.

— Верст двести.

— Куда же он направится?

— Пепеляев может захватить сперва Петропавловское,