Скотт С. Романовы. – Екатеринбург. Ларин, 1993.

Соколова Л.И. Когда горит свеча. Никольское кладбище Александро-Невской Лавры. – СПб., 2003.

Толстая А.А. Записки фрейлины. – М., 1996.

Третьяков Н.С., Гузанов А.Н., Чиркова Е.А. Великий Князь Константин Константинович. – Павловск, СПб., 2000.

Третьякова Л.И. Русский сюжет. – М.: Виконт – МВ, 2003.

Тхоржевский И.И. Последний Петербург. Воспоминания камергера. – СПб.: «Алетейя». – 1999.

Шестаков И.А. Дневники. 1881–1888. – РГА ВМФ. Ф. 26, оп. 1, д. 1–7.

И.Н. Крамской. Портрет императора Александра III. 1886 г.

Глава 17

Перед заходом солнца

Царю небес, везде и присно сущий,

Своих рабов молению внемли:

Помолимся о нашем государе,

Об избранном Тобой, благочестивом,

Всех христиан царе самодержавном.

Храни его в палатах, в поле ратном,

И на путях, и на одре ночлега,

Подай ему победу на враги…

А.С. Пушкин. Борис Годунов

Как бы заслоненное двумя страшными трагедиями – убийствами Александра II и Николая II, тихое и стабильное царствование Александра III оказалось незаслуженно обойденным вниманием историков и исследователей других профессий, а сам этот император даже получил название «забытого» (Михайлов О.Н., 1997). Справедлив ли такой исторический приговор? Я приглашаю Вас в очередное путешествие во времени. На этот раз – в Россию конца XIX века. Александр III полулежал в огромном бархатном кресле на балконе ливадийского дворца. Взгляд государя скользил по любимому крымскому пейзажу – Черному морю, такому спокойному и тихому сегодня, садам и виноградникам, окружавшим виллу, белому стройному храму, где любил молиться император. Александр Александрович дремал. Сказывалась очередная бессонная ночь, наполненная болью, приступами удушья, хлопотами врачей. Картины прошлого мелькали перед ним…

Второй сын Царя-освободителя, он родился 26 февраля 1845 г. в Александровском дворце Царского Села[263]. По установленному для великих князей порядку мальчик со дня рождения числился в Павловском и Преображенских полках. Ему с детства была уготована обычная судьба: учеба, служба в гвардии, женитьба на бледнолицей, скучной немецкой принцессе, а затем заметная должность в системе государственного управления. Это имя могло остаться в ряду нескольких десятков великих князей, но Господу было угодно перевернуть обычный ход вещей и сделать из второго сына Александра II Русского Царя.

Под контролем отца и матери его готовили к жизни, воспитывали по меркам, принятым в императорской фамилии, в соответствии с потребностями времени. Общеобразовательные предметы чередовались с Законом Божиим, военной подготовкой, фехтованием, вольтижировкой, фортификацией. Основательно обучали иностранным языкам. Наилучшие знания он имел по французскому, которым владел свободно. Но самым любимым языком для него был родной, и Александр никогда не пользовался иностранным, если можно было говорить по-русски. Когда стал взрослым и посещал аристократические рауты, нередко случалось, что какая-нибудь дама мило начинала с ним щебетать на языке Вольтера и Гюго. Он почти всегда с упрямой последовательностью отвечал на языке Пушкина и Лермонтова (последний являлся любимейшим его поэтом). Это могло быть воспринято как неучтивость, но происхождение молодого человека не позволяло обвинять его в нарушении светских норм.

Учителями Великого князя были блестящие знатоки своих предметов. Русскую словесность преподавали профессор Я.К. Грот и лицейский товарищ А.С. Пушкина, директор Публичной библиотеки барон М.А. Корф; русской истории обучал знаменитый профессор С.М. Соловьев, праву – профессор К.П. Победоносцев, военному делу – генерал М.И. Драгомиров. Воспитателем к своему внуку императором Николаем I был определен граф Борис Александрович Перовский, возглавлявший ранее Корпус путей сообщения. Человек он был строгий и педантичный, что не могло нравиться мальчику, который, тем не менее, относился к воспитателю с неизменным уважением. Установка родителей для учителей была одна: вырастить честных, трудолюбивых и богобоязненных людей. С ранних пор Великий князь высказывал неподдельный интерес к военному делу и к истории, которой очень увлекался и занимался ею без принуждения. Затаив дыхание, он часами готов был слушать повествования о военных баталиях, о трудных переходах и о победах русской армии. Его привлекали рассказы участников событий, тех офицеров, кто прошел пекло страшной Крымской войны.

Александр рос живым и непосредственным ребенком, не умевшим врать и лукавить. Воспитание и придворный этикет ломали натуру, принуждали говорить «что надо» и «когда надо», но природная естественность прорывалась наружу. Это была русская натура не по «составу крови» (высчитали, что у него всего 1/64 часть русской крови!), а по строю своих мыслей, восприятий. Он искренне верил в Бога, никогда не испытывая сомнений, почитал старших, любил простоту и ясность во всем. Обожал животных, с любимыми собаками мог часами бродить по окрестным лесам, не ощущая одиночества. Ценил доброту и честность. Если убеждался, что человек его любит, всегда помнил об этом и не стеснялся демонстрировать свою признательность. Родовитость не имела значения[264]. Например, его бонна – няня, англичанка Екатерина Струтон, служила ему многие десятилетия. Он обожал «дорогую Китти», хранившую его детские тайны. И когда она умерла, он, уже император, нашел необходимым отдать ей последний долг и пойти за ее гробом до могилы (Михайлов О.Н., 1997). Великий князь с детства знал, что ему не суждено быть царем и не испытывал по этому поводу никаких сожалений. Он был лишен амбициозных черт характера, которые могли бы хоть на минуту раздражить его самолюбие. Ему претила сама мысль о возможности стать царем именно по складу характера: человека, любившего уединение и простые занятия, всю жизнь с трудом переносившего официальные церемонии, кандалы придворного этикета. Он ни с кем не говорил об этом, только со старшим братом Николаем, который его понимал, так как тому выпал царский жребий. Но наступил апрель 1865 года, и все изменилось…

Александр Александрович выехал из Петербурга в Ниццу 4 апреля. Он не думал, что положение брата безнадежно, и когда в Берлине 6 апреля узнал, что он, слабея, исповедался и причастился, пришел в ужас. Но надежда оставалась, и, даже подъезжая к Ницце, он не осознавал грядущих потрясений, не мог представить, чтобы брат, «милый Никса», покинул их. И, лишь когда прибыл на виллу Бермон, до него дошел весь трагизм ситуации.

Никс находился при смерти. Вскоре из Копенгагена вместе с матерью прибыла принцесса Дагмар, невеста умирающего. Ей предстояло перенести страшное жизненное испытание, первое – в череде отведенных ей судьбой. На шикарной вилле, где помещался ее жених, царила траурная атмосфера. На следующий день, в 10 часов утра, ей разрешили подняться к нему на второй этаж. В углу большой полутемной комнаты, в постели, она