Имя Джона Хантера занимает видное место и в развитии стоматологии. В Англии XVII века это искусство было в основном уделом зубоскалов, которые кричали о своем приходе и выставляли нитки зубов в качестве своего герба. В 1728 году Пьер Фошар в своем трактате Le Chirugien dentiste провозгласил стоматологию ветвью хирургии. Но Хантер был первым, кто применил научные методы к изучению зубов. Он ввел их классификацию на куспиды, бикуспиды, моляры и резцы, разработал приспособления для исправления неправильного прикуса и первым рекомендовал полностью удалять пульпу перед пломбированием зуба. Свои взгляды он обобщил в книге «Естественная история человеческих зубов» (1771).

Большинство мелких операций проводилось без анестезии. Древние использовали различные усыпляющие зелья — «непенте», опиум, геенну, мандрагору, болиголов и т. д.; сам Бог, говорится в Книге Бытия, погрузил Адама в «глубокий сон», прежде чем вынуть ребро. Диоскорид в первом веке христианской эры назначал вино из мандрагоры при хирургических операциях. В Индии использовали Cannabis indica (индийскую коноплю). Хирургические снотворные шашки упоминались Оригеном во втором веке и святым Иларием Пуатье в четвертом. Большинство старых усыпляющих средств продолжали использоваться в Средние века; так, знаменитая медицинская школа в Салерно пропагандировала «сонную губку». В современной Европе излюбленным анестетиком было пьянство. Только в 1799 году сэр Хамфри Дэви открыл анестезирующие свойства закиси азота («веселящий газ»). Анестезирующие возможности эфира были открыты в 1839 году доктором Кроуфордом Лонгом из Дэниелсвилла, штат Джорджия.

VI. ФИЗИКИ

Рост благосостояния, увеличение численности и кошелька среднего класса, прогресс медицинской науки и образования позволили врачам получить более высокий статус и доход, чем они обычно имели до этого. Ла Меттри, который сам был врачом, ликовал: «Все уступает место великому искусству целителя. Врач — единственный философ, который заслуживает хорошего отношения к своей стране…. Один только вид его восстанавливает наше спокойствие… и порождает новую надежду». Вольтер критически относился к лекарствам — «режим превосходит лекарства»; и к большинству врачей — «из каждых ста врачей девяносто восемь — шарлатаны»; но он добавлял: «Люди, которые занимаются восстановлением здоровья других людей путем совместного применения мастерства и гуманности, стоят выше всех великих на земле. Они даже причастны к божественности, поскольку сохранять и обновлять — это почти так же благородно, как и создавать». Дидро высоко оценил медицинский факультет Парижского университета Теологический факультет был бичом его жизни. «Нет книг, которые я читаю с большим удовольствием, — говорил он, — чем книги о медицине, нет людей, чей разговор был бы для меня интереснее, чем разговор врачей, — но только когда я здоров». Он сделал доктора де Бордю центральным персонажем в «Реве д'Алембер». Профессия врача, как обычно, сатирически изображалась в пьесах Гольдони, картинах Ходовецкого, «Фердинанде графе Фатоме» Смоллетта и восхитительных карикатурах Томаса Роуландсона.

Повышение гонораров и доходов повышало статус врачей. Большинство из них в Англии брали гинею за визит. Некоторые из них зарабатывали по шесть тысяч фунтов в год. Сэр Ханс Слоан, первый врач, получивший звание баронета, стал президентом Королевского общества, а Йозеф фон Кварин получил звание барона от Иосифа II Австрийского. Врачей принимали в лучших клубах Лондона, в лучших салонах Парижа. Они больше не носили мрачную сутану, или черную мантию; они одевались по лучшей моде высшего среднего класса. В Англии они демонстрировали плащ из красного атласа или парчи, бриджи до колен, туфли с пряжками, трость с золотым наконечником, а иногда и шпагу; во Франции они одевались с пышностью высшего церковного сословия.

Некоторые врачи заслуживают особой памяти. Симон Андре Тиссо был известен в Лозанне как ведущий сторонник прививок и авторитет в области эпилепсии; он работал не только над лечением больных, но и над поддержанием здоровья здоровых; его «Avis au peuple sur la santé», или «Совет народу о здоровье» (1760), выдержал десять изданий за шесть лет и был переведен на все основные языки Европы. Леопольд Ауэнбруггер был главным в кругу великих врачей, сделавших честь Вене при Марии Терезии; его любили за скромность, честность и благотворительность, «благородный пример значительной ценности и очарования старомодного немецкого характера в его лучших проявлениях». Не столь популярным был доктор Жозеф Игнас Гильотен, который был депутатом Генеральных штатов 1789 года, поддерживал смертную казнь и предлагал использовать машину для обезглавливания, которая позволила бы избежать ошибок палачей. А Теодор Троншен был самым известным врачом в Швейцарии.

Он был любимым учеником Бурхааве в Лейдене, двадцать лет практиковал в Амстердаме, женился на внучке Яна де Витта, вернулся в родную Женеву и там ввел прививки (1749), начав с себя и своих детей. В 1756 году дуэ д'Орлеан пригласил его в Париж, чтобы он сделал прививки своему сыну дуэ де Шартр и его дочери, нынешней мадемуазель де Монпансье. Париж удивился такой смелости; но когда пациенты перенесли прививку без видимого вреда, элитный мир стекался в апартаменты Троншена в Пале-Рояле, желая получить иммунитет к болезни, которая долгое время сохраняла высокий уровень смертности во Франции.

Его успех придал вес его взглядам по другим вопросам. Он опередил Руссо в призыве к матерям кормить детей грудью. Своим пациентам он советовал принимать меньше лекарств и больше гулять на свежем воздухе, есть простую пищу, чаще принимать ванну, мыться в холодной воде, отказаться от париков, ночных колпаков и занавесок, уходить на покой и вставать в ранний час. Он поразил версальский двор, приказав открывать окна дворца, которые всегда оставались закрытыми, хотя бы часть дня, даже зимой. Его идеи вошли в моду. Высокородные дамы выходили на прогулки ранним утром, одетые, в целях вентиляции, в короткие юбки, которые вскоре были названы тронхинами.

Когда Вольтер поселился в Женеве, он передал себя под опеку Трончина. «Это человек шести футов ростом, — говорил Вольтер, — мудрый, как Эскулап, и красивый, как Аполлон». Трончин не ответил взаимностью на эти комплименты, но, как сказал Вольтер о себе и Галлере, возможно, они оба ошибались. Мадам д'Эпинэ, проделавшая весь путь из Парижа в Женеву, чтобы пройти курс лечения у Трончина, дала о нем очень лестный отзыв:

Я собираюсь провести