Шрифт:
Закладка:
На водопое случилась неприятная история. Когда кавалеристы собрались у ручья, спартиат с флагмана нагло повел своего коня цо крутому спуску вперед остальных.
Один из всадников Улиада сделал ему замечание, попросив освободить дорогу. Спартиат не стал спорить, а просто стегнул ионянина наотмашь плеткой. Завязалась драка.
Обоих привели к Павсанию. Он тут же отпустил соотечественника, даже не объявив ему взыскание. Зато ионянину по его приказу положили на плечи малый якорь, оставив стоять на виду у всего лагеря до второй стражи.
Этот случай вызвал возмущение союзников. Улиад лично пришел к наварху за разъяснениями. После разговора на повышенных тонах эпистолевс вышел из шатра с красным от бешенства лицом.
По фаланге поползли слухи, будто спартиатам все прощается. Припомнили и Платеи, когда Павсаний запретил собирать добычу всем, кроме слуг спартиатов. Илоты тогда мешками выносили с поля боя и из персидских шатров драгоценности.
Посовещавшись с Гонгилом, наварх решил, что для атаки колесниц есть только одно подходящее место — узкая лощина в десяти стадиях от лагеря. Там союзники и решили устроить засаду.
Фаланга перешла от береговых дюн к холмам. Под ногами эпибатов расстилался ковер из красных тюльпанов. Цикламены еще не расцвели, зато кусты олеандра в пересохших ручьях покрылись шапкой нежно-розовых бутонов.
Вечерело, поэтому атаки островитян можно было не опасаться. Гребцы вместе с матросами окружили триеры валом из камней и бревен. Затем выставили часовых для охраны кораблей.
Всю ночь саперы закапывали пустые пифосы, укрывали сверху ветками, а потом засыпали глиной. Ловушку замаскировали, воткнув в рыхлую землю несколько кустов ракитника и скальной розы.
На рассвете со стороны Саламина послышался гул.
Эпибаты, построившись в лохи, ждали приближения неприятеля в глубине лощины. Жрец громко восхвалял Диоскуров. Некоторые воины хрипло и нестройно подпевали, другие молились про себя родовым богам: афиняне — Зевсу и Аполлону, островитяне Эгеиды — Посейдону, карийцы — Дионису, а также Матери богов, пелопоннесцы — Аресу и Пану…
Колесницы приближались. Возницы яростно нахлестывали лошадей. Топот копыт и дробный стук колес сливались в грохот, способный лишить мужества даже смельчака.
Вот уже видно, как бешено вращаются серпы на осях. Лошади со шторками на глазах закусили удила, скалят пасти. Лучники в повозках натянули луки. Каждому эпибату казалось, что целятся именно в него.
Внезапно одна из лошадей на всем скаку провалилась в яму. Повозка подпрыгнула на одном колесе, затем рухнула на бок. Уцелевшая лошадь тащила ее вперед по инерции, пока не запуталась в постромках и не покатилась по земле.
После того, как опрокинулись еще две колесницы, в лощине воцарился хаос. Колесницы натыкались друг на друга. Экипажи с криком вылетали из повозок. Покалеченные воины пытались отползти, но оказывались под колесами.
Карийские лучники начали шквальный обстрел киприотов с холмов. Отряд милетян закидывал их дротиками. В окутавшем лощину облаке пыли метались тени. Вставали, бросались в сторону, падали…
К вечеру все было кончено. Раненых добили. Уцелевших лошадей распрягли и согнали в табун. Один из выживших киприотов рассказал под пыткой, что Горг во главе ополчения ждет возвращения колесниц перед воротами крепости. Если атака пройдет успешно, он первым ударит по остаткам эпибатов.
Павсаний без промедления повел армию на Саламин. Коням обвязали морды, чтобы они ржаньем не выдали врагу приближение кавалерии. Фаланга укрылась в платановой роще на расстоянии двух стадиев от полиса. Лесной сумрак надежно скрывал передвижение эпибатов.
Подкрался оранжевый закат. Киприоты продолжали стоять у ворот города, построившись в каре. Горг ждал хороших вестей и не мог понять, почему колесницы не возвращаются.
Больше всего царь опасался, что Саламин повторит печальную участь Сол, когда такабары Ксеркса с помощью подкопов обрушили крепостную стену. Мало кто из горожан выжил в последовавшей бойне.
Откуда ему было знать, что лакедемоняне не умеют осаждать крепости. Павсаний уже однажды пытался взять штурмом деревянное укрепление в Беотии, где укрылись бежавшие из-под Платей персы, — увы, безрезультатно. Зато афиняне быстро проломили стену, после чего вырезали защитников. Так что теперь — передать руководство армией Аристиду?
Наварх выслал разъезд, чтобы выяснить численность вражеского ополчения. Когда ангелиофоры Гонгила вернулись с донесением, он мрачно усмехнулся — все идет по плану.
Стемнело, но киприоты не двигались с места. Запалив по периметру войска костры, они приготовились провести ночь перед воротами. Горг тревожно вслушивался в звуки леса, стоявшего перед ним стеной.
Наварх приказал готовить ударную группу к ночной вылазке. Со всех флотилий набралась сотня опытных кинжальщиков. Раздевшись до зомы[22], головорезы обмазались разведенным в воде мелом. Стоило солнцу закатиться за Олимп, как они с громкими воплями выскочили из рощи.
Защитникам крепости белые фигуры казались призраками погибших воинов. Эллины хватались за амулеты и молили Гермеса Психопомпа увести души покойников обратно в Аид. Эфиопы взывали к Амону-Ра и Осирису. Финикийцы — к Баал-Хаддаду.
Эпибаты врезались в строй киприотов, размахивая кинжалами. Каждый удар вспарывал плоть, нанося глубокие раны. Напуганные защитники крепости даже не пытались угрожать нападавшим копьями, ведь оружием не убить бестелесную тень.
Лишь когда случайно удалось ранить одного из призраков, киприоты взяли себя в руки. Увидев кровь на белом теле, они начали отбиваться. Горг приказал уцелевшим в бойне ополченцам возвращаться в город.
Как только створки распахнулись, от платанов рванула тарентина ионян. Над опушкой леса разнесся боевой клич: "Ге-е-е-ера!" Началась давка — киприоты в панике лезли в ворота, чтобы спастись от вражеских всадников.
Отставшие ополченцы отбивались с яростью обреченных. Кинжальщики потеряли преимущество, зато напор кавалерии не ослабевал. Закрыть ворота киприотам не удалось из-за груды мертвых тел. Взбираясь по трупам, эпибаты ворвались в Саламин.
Всю ночь каратели рыскали по городу, отлавливая ополченцев. Павсаний приказал не трогать мирных жителей, но каждого, кто был пойман на улице с оружием, избивали, а затем допрашивали. Если пленник клялся в верности Афинам, его отпускали.
К утру беспорядки прекратились. Измученные неизвестностью горожане искали спасения на теменосе храма Артемиды. Они закрывали собой раненых сограждан в надежде на милость победителей.
Горга казнили на агоре. Гонгил пинком подкатил голову царя к ногам Павсания. Наварх отвернулся — он устал от крови, но древнюю традицию нарушить не мог.
Оставив архонтом Саламина одного из триерархов, Павсаний вывел армию за крепостную стену. Раненых несли на сариссах, через которые были перекинуты скрепленные булавками хламиды.
Со створки ворот на победителей жутко скалилась голова