Шрифт:
Закладка:
Я сидел в зале рядом с Элиссой и смотрел, как играет Джо. Он неплохо косил под Кита Ричардса. Грозное хмурое выражение лица, согнутые колени, будто гитара была такой тяжелой, что он не мог стоять прямо. Крутой вид слегка портили очки в роговой оправе, белый скотч посередине и волосы до плеч.
Второй куплет…
He do the shake
The rattlesnake shake
Man, do the shake
Yes, and jerk away the blues
Now, jerk it
Он танцует
Как гремучая змея
Парень, танцуй
Да, дергайся под этот блюз
Дергайся
А потом – вот он, тот самый момент – Джо начинает играть свое соло: ПЭМ ДА БА ДЭМ. Блядь! Когда я услышал, как он играет, черт, у меня прямо член встал! Он просто снес мне башку! Я услышал звуки ангелов, я узрел свет. У меня было озарение – то самое озарение. Помните ту сцену в фильме «Сотворившая чудо» про Хелен Келлер и ее учительницу? Она сто раз показывала те жесты руками. А потом в один день рядом с насосом Хелен показывает В-О-Д-А. И в тот момент сломалась дамба.
Потом он сыграл песню The Yardbirds Train Kept a-Rollin’, которая стала нашим пусть-все-охереют финальным номером. Я старый фанат The Yardbirds – отсюда и наши гимны: Train Kept a-Rollin’ и I Ain’t Got You.
Настройка у моих ушей была немного получше, чем у этих ребят, но я видел этот жесткий, нетронутый, первозданный рок-н-ролл, Х-фактор, дикость, которая проходит через рок от Литтла Ричарда до Дженис Джоплин. Именно этого не хватало другим группам. Этому нельзя научиться, оно должно быть в крови. Ты играешь то, что есть. И я подумал, что со мной, выдуманной рок-звездой (а уж это я умею), и Джо, направляющим Бека-Кита-Пейджа, кто сможет тягаться с такой группой? Кто? Они были очень зелеными и неумелыми – ну и что? Если лошадь не хочет, чтобы на ней ездили с этой хуевиной во рту, то какого хера, ее надо отпустить. Если ты поймал этого монстра, дай ему свободу.
Это было настолько офигенно, что я расплакался, а потом в моей голове возникла мысль, как полуночный поезд на туманной станции: «А что, если я возьму то, чему меня научил папочка, ту мелодичную чувствительность, и свяжу это с разбитым стеклом реальности, которое излучают эти парни? Может, что-то и получится».
О, да! Когда они сыграли Rattlesnake Shake, их ебаная энергия была просто радиоактивной, у них был такой драйв, о котором другие группы, в которых я был, не могли и мечтать. Сакральный огонь! Со всей этой наркотой мы не могли добиться того, что они делали на трезвую голову. Там на меня светило огненное ядро Aerosmith. И кричало: «Да-а-а! ДА!!!» Я слышал у себя в голове этот высокий восторженный голос, как будто тысяча сверчков в моем мозгу! И я знал, что наш день придет.
Я всю жизнь искал близнеца-мутанта – я хотел брата. Я не хотел быть в группе без брата. Мне нужна была родственная душа, которая пела бы: «Аминь!» Кто-то, кому бы я мог сказать: «Да, блядь!», когда слышу шикарное гитарное соло. И во всех группах, в которых я играл с 1964-го по 1970-й, не хватало именно этого, того необходимого ингредиента. Джо был недостающим звеном. Я хотел ту связь, типа Дэйва Дэвиса и Рэя Дэвиса (они настоящие братья), Пита Таунсенда и Роджера Долтри и, конечно же, Мика и Кита. У меня никогда такого не было.
Мы были полярными близнецами. Абсолютными противоположностями. Джо был спокойным, по его венам тек фреон; а я – бешеным, с бурлящей кровью, монстр из сернистого солнца, мой рот никогда не закрывался. ДЖО СТРЕМНЫЙ… А Я ЗАСРАНЕЦ. Он ковбой в опущенной на глаза огромной шляпе, чувак типа блин-да-какая-разница. Но, черт возьми, он что, всегда будет побеждать? А я всегда буду тем, кто опростоволосился? Разумеется, противоположность – ключ ко всем успешным дуэтам. Матт и Джефф, Люси и Деси, Том и Джерри, Дин Мартин и Джерри Льюис, Шем и Шон, Бэтмен и Джокер.
И сразу же возник скрежещущий зубами конкурентный антагонизм. Это двигатель внутреннего сгорания, который нами управляет. Это заложено в нашей ДНК, в нашей химии. Эти взаимоотношения… сочетание двоих. Когда я встретил Джо, то понял, что нашел свое второе «я», своего брата-демона… мы чудовище-шизофреник с двумя головами. Джо придумывает отличные соло, а я сразу же думаю: «Вот мразь, я буду лучше этого ублюдка. Я придумаю такие слова, которые сожгут страницу, как только я их запишу!»
Но знаете что? Антагонизм, чистое нитро-заряженное производство, топливное вдохновение. Мне надо все это вам объяснять? И вражду невозможно контролировать, так ведь?
Мы были скованы вместе почти сорок лет, в бегах, как Сидни Пуатье и Тони Кертис в «Непокорных». Мы вместе писали песни, жили по соседству, гастролировали, делились девушками, записывались, накидывались, очищались, расставались… снова сходились. Мы любим друг друга, что бы ни случилось. Как только гнев утихает, мы становимся закадычными друзьями, ничто не может нас разлучить, но каждый раз что-то неизбежно появляется, и я говорю: «Стоп! Подожди-ка, мать твою!»
Никто не может так меня взбесить, как Джо. Никто не возил меня к тому гробику, чтобы напомнить о мечте дудочника, чаще, чем Джо. Ни бывшие жены, ни бывшие менеджеры – а вы знаете, как они могут меня разозлить. Джо Перри – это хуев Джо Перри, и я ничего не могу с этим поделать. Да и не хочу. Если бы он вышел на сцену весь в рвоте и дерьме, с иглой, торчащей из руки, толпа все равно аплодировала бы ему и кричала, потому что он играет на гитаре лучше всех. Он настоящий. И я не говорю, что настоящий – значит лучший.
Я всю жизнь искал близнеца-мутанта – я хотел брата. Я не хотел быть в группе без брата. Мне нужна была родственная душа, которая пела бы: «Аминь!» Кто-то, кому бы я мог сказать: «Да, блядь!», когда слышу шикарное гитарное соло.
Это обреченная, саморазрушающая фишка рок-звезд… прямо из «Инструкции для рок-звезд». Поэтому мне приходилось за ним присматривать. Кому-то же надо было! Женщины его любили; им приходилось мириться
