Шрифт:
Закладка:
Санапи довольно похож на «Наш городок» – только меньше, такой искусственный (потому что это курорт) и у озера. Бухта Санапи выглядит как стандартная открытка: причудливые коттеджи, сувенирные магазинчики, колоритные местные персонажи, стареющие рок-звезды… Медленно раскачиваются мачты парусников. Тааак живописно. Идеальная сценка, сделанная специально для туристов. Старинные весельные лодки у причала рядом с лодочными домиками с аэрографией. Экипаж носит военно-морскую форму Гилберта и Салливана, а капитан рассказывает во время плавания – об истории, достопримечательностях и фактах кристально прозрачного озера Санапи – и указывает на что-то интересное, чтобы просвещать и развлекать глазеющих туристов. «А вот здесь, справа от вас, стоит маяк, где по легенде в лунные ночи встречались несчастные влюбленные… а вон там стоит летний дом дегенеративной рок-звезды и помешанного на контроле Стивена Тайлера [вдох!], который в детстве проводил здесь лето, косил газоны и разговаривал с эльфами…»
Вообще-то, там даже ставят сцену из «Нашего городка» (называется он там «Разговоры Кракербаррелов»), где старожилы (играющие самих себя) сидят вокруг старой дровяной печи в Музее исторического общества и делятся своими воспоминаниями, опытом и фотографиями ушедших дней. Я записался на следующий год. Моей темой будет косьба, часы с птичками, размер члена Слэша и как выбросить телевизор из окна отеля в бассейн так, чтобы он взорвался при ударе о воду. (Подсказка: удлинители.)
Санапи, конечно, странный город, но если твои жизненные амбиции – стать рок-звездой, то у тебя проблемы. Это совсем неподходящее место. Я знал, что через несколько недель город начнет умирать. Как и Бригадун: каждый сентябрь все исчезает. Квартиры закрываются, все собираются, и в одночасье Санапи превращается в заброшенную деревню – такой город показывают в фильмах Стивена Кинга, когда все из него уехали из-за сверхъестественного тумана. Я стоял в бухте Санапи совсем один, вокруг никого нет. У меня прямо мурашки появлялись! Неудивительно, что в городе куча алкоголиков – а что там еще делать?
У меня был маленький кусочек гашиша, который я хранил в своем гробике для него и курил, а курил в трубке, которую назвал «Дудкой, на которой так и не сыграли».
Зимы в Санапи суровые. Шесть месяцев завывающего ветра и метели. Сибирский кошмар! И я проводил кучу зим в Санапи, зализывая свои раны, накидываясь, страдая, обдумывая, переосмысляя себя и оттачивая мастерство выпячивать губу, как Джаггер.
Я проводил за этим слишком много зим. И я не собирался делать это снова. Я сказал себе: «Все, блядь». Я молился ангелу бетонных гримерок и рваных диванов из искусственной кожи: «Избавь меня от этого ужаса!»
А потом в один день – словно видение – Джо Перри! Джо приехал к домику моих родителей в своем коричневом MG. В том месте должна стоять табличка. Боже, я прямо так и вижу – каменная стена у большого дома, ступеньки, где я раньше подстригал живую изгородь, – это был такой красочный момент, достойный экранов. Он вышел из своей маленькой британской спортивной машины. На нем были очки в черной роговой оправе.
– Привет, Стивен, наша группа сегодня будет играть в «Сарае». Я хотел тебя пригласить нас послушать. Ты же знаешь Элиссу, да? Она там будет.
Ну конечно, я знал Элиссу, волшебницу пинбола. Она была девушкой Джо и сногсшибательно красива.
И вот Джо, Том Хэмилтон и мелкий пацан по имени Падж Скотт были в группе под названием Jam Band, которая выступала в Санапи и Бостоне. Той ночью я поехал в «Сарай», чтобы их послушать. Все они, такие растрепанные, пытались косить под тот богемный шик ранних британских рок-групп. Джо был немного похож на ботаника в своих черных очках, заклеенных скотчем, а его гитара была ужасно расстроена.
Джон Макгуайр был первым представителем шугейза… позже Лиам Галлагер из Oasis и другие музыканты из постгранжевых групп девяностых, как, например, Адам Дьюриц из Counting Crows, превратили такое притворство в искусство. Там вокалисты смотрели себе под ноги, а не на публику. Предполагалось, что так они доказывают свою подлинность, презрение к шоу-бизнесу – но какого черта. Я смотрю, как Джон Макгуайр смотрит на свои ботинки, и думаю: «Боже, никакого зрительного контакта, никакого единения с аудиторией – что это вообще? Потом я заметил, что он смотрит совсем не на половицы. У него там между ног к полу приклеены скотчем пара страниц «Плейбоя», и он просто рассматривает сиськи – вот это, я понимаю, крутизна! Интересно, а у Эдди Веддера были приклеены страницы журнала «Серфер» на ранних концертах Pearl Jam?
Следующую песню поет Джо. Я сижу с Элиссой и слушаю, как Джо поет I’m Going Home, ну, ту старую песню Ten Years After. Джо вообще не умел петь. Он пел, как те блюзовые британцы, как Элвин Ли. Это такие песни, где не надо попадать в ноты (потому что ты не умеешь петь), надо просто заикаться в стиле раннего рока, как Рэй Дэвис в All Day and All of the Night.
Следующая песня. И вот они начинают: «Дааа, кро-шка, если хочешь тра-ба-да-ба-дах, я буду твоим скакуном». Джо пел как Дилан, потому что тогда не попадал в тон – да и не хотел. Пели красиво, в нотку, только всякую попсятину. Это для Дасти Спрингфилд и Джоан Баэз. А блюзовые коты добивались истинного, грязного рева.
За весь вечер они сыграли только три песни – куча соло на гитаре и импровизаций, и одна из них была Rattlesnake Shake Fleetwood Mac – странная версия Питера Грина (отрывистая и грязная, еще до Стиви Никс и их популярности). Live at the BBC Fleetwood Mac мы использовали в качестве кнопки перезапуска. Это Святой Грааль, хренова каббалистика, чистые безудержные мелодические эмоции. Послушайте, там есть все.
Джо не смог бы чисто спеть даже под дулом пистолета, и я тогда подумал: «О боже, эти ребята такой отстой! Бля, они такие ужасные, играют настолько невпопад, просто позорище! Мне надо убираться!»
Они играли великолепный британский блюз, пронизывающий нервы, но они были ужасны.