Шрифт:
Закладка:
– Может, это тоже из-за барьера вокруг Ямаути?
– Все оружие без исключения портится. С ножом для масла ничего не произошло, но даже поварской нож, попав сюда, мгновенно развалился, словно печенье, которое окунули в воду.
– Что ж, поскольку теперь оружие вам не нужно, будем считать, что нет худа без добра.
Прошло почти три месяца, после того как на священную территорию вернулась Сихо. Ямагами уже успокоился и, кажется, помирился с племенем ятагарасу. Немножко пугало то, что обезьяны как-то затаились, но рядом с Сихо божество почти перестало буянить. Тэнгу считал, что это прекрасно, но Надзукихико неопределенно качал головой.
– Хорошо, конечно, если Ямагами удастся без проблем унаследовать дух…
Перед Надзукихико стояла та же проблема: он потерял память, так что прекрасно понимал состояние божества.
– Как все-таки здесь стало строго…
Тяжело вооруженные воины караулили красные ворота, ведущие в Ямаути. Это место всегда тщательно охранялось, однако теперь стража и вовсе не сводила глаз с переговорщиков. Тэнгу знал, что все дело в страхе перед обезьянами и Ямагами, которые погубили товарищей Надзукихико. И все же было неприятно ловить враждебные взгляды на себе, ведь он сам выстроил с воронами дружеские отношения.
Надзукихико, услышав о недовольстве партнера, извинился.
– Те, кто никогда не покидал Ямаути, не различают чужаков. Я стараюсь объяснить им, что ни обезьяны, ни Ямагами не пройдут через Судзаку-мон, пока большие тэнгу здесь, но меня не слушают.
– Да уж, тебе тоже нелегко приходится. Слушай, как насчет попить у меня чайку?
Далеко не все соплеменники Надзукихико были его союзниками. Дзюнтэн попытался ненавязчиво увести партнера, и тот, видимо поняв его намерения, согласился:
– Что ж, навещу тебя.
Они вошли в вырубленный в скале тоннель, ведущий от Судзаку-мон к землям тэнгу. Проход вывел их к гаражу на задворках горной хижины.
Снаружи здание напоминало гараж или склад, но на самом деле служило крепостью, недоступной для людей и любых других существ. Раньше это место выглядело совсем жутко, при новом хозяине его перестроили, чем тэнгу остались очень довольны.
Вечер еще не настал. Солнечный свет, с каждым днем набиравший силу, раскалил землю, и поверхность Рюганумы сверкала так, что глазам было больно.
Надзукихико отказался от угощений, поэтому Дзюнтэн, сняв маску, налил ему травяного чая.
– Сначала выпей.
– С удовольствием, но у меня мало времени. Давай сразу к делу.
Сначала он думал чуть перевести дух, однако теперь понял, что друг увел его подальше, чтобы сказать нечто такое, о чем не должны узнать другие.
– Все просто. В Сандай приехала бабушка Сихо.
– Бабушка госпожи Сихо?
– В деревне с ней, конечно, и разговаривать не стали. – Тэнгу поднял со стола лист факса. – Она заявила, что внучку похитил дядя. Но ведь вся деревня в сговоре, поэтому ее просто выгнали. Она навела справки в автобусной компании и выяснила, что похожую девушку видел водитель. Однако дядя показал, что в конце майских праздников отвез племянницу на станцию, и все жители в один голос утверждают, что тогда и видели ее в последний раз. Поскольку Сихо уехала с кошельком и оставила бабушке письмо, а в деревне все уверяют, что она не хотела возвращаться домой, полиция посчитала это побегом несовершеннолетней из дома. Так говорят мои подчиненные, им можно верить.
– И где сейчас эта бабушка?
– Кажется, сначала вернулась в Токио, но теперь опять приехала. Сняла комнату в городе и пытается все выяснить. Что будешь делать? – спросил Дзюнтэн, подняв глаза от кипы листков, и ехидно добавил: – Ясное дело, в нашем положении лучше в это не влезать.
– Ты ведь имеешь в виду только наше положение, верно?
– Ты абсолютно прав. После возвращения девушки на горе стало получше. Видимо, потому что она по собственной воле выбрала остаться здесь и воспитывать Ямагами. Однако, если не вовремя рассказать ей о бабушке, она может затосковать по дому, и тогда неизвестно, что случится. Судя по твоим рассказам, она обрела силу, став матерью божества. Наверное, не надо ничего предпринимать, пусть на горе все остается стабильным и всем будет хорошо, – рассуждал тэнгу, скрестив руки на груди.
Надзукихико кивнул:
– Я и сам знаю. Тяжело, конечно, решить: то ли лучше оставить все как есть, то ли нет…
– Болван. Как это может быть лучше?
Они не сразу поняли, кто с ними говорил, лишь потом заметили, что на диване из белой кожи между Дзюнтэном и Надзукихико сидит мальчик лет двенадцати-тринадцати в застиранном чесучовом кимоно не по размеру. Лицо бледное, глаза неестественно сверкают, а волосы в свете электрической лампы кажутся светло-пепельными. Он появился без шума, без звука – просто возник. Вряд ли это был человек.
В напряженной тишине тэнгу медленно спросил:
– Ты кто такой?
– По крайней мере, не враг вам.
Кроме цвета волос, мальчик во всем походил на человека, но этот дом тэнгу считал своей территорией. Одно то, что кто-то смог проникнуть сюда, явно означало, что этот кто-то превосходит хозяина силой. Не обращая внимания на настороженного Дзюнтэна, мальчик преувеличенно глубоко вздохнул.
– Очень вы меня разочаровали. Я-то надеялся, что оба рванетесь спасать Сихо, да где там…
Не зная, кто перед ним, Надзукихико ответил, стараясь выбирать слова:
– Мы многим обязаны госпоже Сихо. Разумеется, хотелось бы отплатить ей за добро, спасти ее, однако она по своей воле вернулась на гору и растит Ямагами. Мы не можем пренебречь ее желанием.
Услышав это, мальчик воскликнул:
– Что за глупости! Неужели вы действительно думаете, что она вернулась сюда сама? Зная, что ее могут убить, если она неправильно себя поведет? Разве нормальные люди так поступают? Это вовсе не ее воля. Ей управляет воля горы.
Подняв одну бровь, мальчик подбородком указал на склоны.
– Сейчас все изменилось, но изначально было устроено именно так. Есть мать, она воспитывает младенца, который станет божеством. Гора использует человеческую женщину просто ради достижения цели. Женщины, что ушли и отказались растить Ямагами, погибали, так и не смирившись с такой ролью. А Сихо, вернувшись в святые земли, превратилась в простой инструмент. Поэтому вы опоздали. Она потеряла себя, даже не заметив этого. – Мальчик смотрел на Надзукихико, и из его глаз чуть искры не летели. – А ты все несешь чушь про уважение к ее воле? Хватит уже болтать про одолжение и благодарность. Ты ведь не о ней в первую очередь беспокоишься, верно? Это невозможно скрыть.