От извращенцев? С чего ты взяла, что шокер поможет тебе?

София язвительно фыркнула.

— То есть, ты не скрываешь, что ты извращенец, который привёл меня для чего-то запретного, — девушка высунула мобильник.

Да простит меня Богиня-мать. Я натужно усмехнулся сквозь бурю негодования. Разумеется, это бред, однако… кое в чём она всё же была права — сейчас я буду заниматься чем-то… запретным.

— Всё ясно, я звоню папе. Тебе конец.

Вот только… подобного я от дочери канцлера точно не ожидал. Девушка привыкла угрожать отцом, или же… просто не знала, куда именно я её привёл?

Я хмыкнул…

— Думаю, он не будет в восторге, если узнает, где именно ты находишься, — и продолжил накалять обстановку.

Она не меняла позы; продолжала держать мобильник у уха. Гудки стали раздаваться из динамика устройства.

— И где я нахожусь? — бровь Софии взмыла вверх. — В логове маньяка? Я должна была сразу понять, что ты больной ублюдок. Папа будет в бешенстве.

Кха!..

Не этого обвинения я ожидал, честно говоря. Мой палец взмыл в сторону замка, а глаз нервно дёрнулся.

— Ты находишься на территории поместья рода Рюриковых, София. — с раздражением в голосе заметил я под тихие гудки вызова. — Тебе о чём-нибудь говорит эта фамилия?

Гудки прекратились, Константин Раевский взял трубку. Вот только… София не отвечала около минуты, взволнованно играя желваками. Глаза её забегали по заброшенному замку.

— Нет, пап, ничего, я нечаянно позвонила, — тут же замурлыкала Раевская. — Да, всё хорошо. Нет, пап, никто в академии не обижает. Всё, пока, целую.

Звонок был прерван, а испытующий взгляд Софии, направленный на моё лицо — нет.

— Ты ведь… дочь Карины Рюриковой? — я лишь хотел удостовериться в том, что не зря привёл её в это место.

Она сощурилась; так смотрят либо на психически больных маньяков, либо на невероятно наглых, но загадочных парней.

— Если папа узнает о том, что я здесь…

Значит, это правда. Я кивнул, отводя взгляд на особняк.

— …он меня убьёт, — заключила она, не осмеливаясь развернуться. — Ты уверен, что это он и есть?

Ну, разумеется. Я зачастую заглядывал к Рюриковым как во времена своего служения здесь, так и во времена, когда обрёл силу Богов.

— Ну, либо я вру, чтобы ты пошла за мной в моё логово… — мои брови заиграли сами собой. Не удержались.

Шокер Софии вылетел в сторону моего лица за мгновение, но тут же замер в миллиметре, уперевшись в защитную Ауру; искра вспыхнула перед глазами.

Не успел я среагировать, как…

По щекам девушки потекли слёзы?..

— Думаешь, я позволю тебе распускать руки? — я бережно прикрыл ладонью устройство, превращая его в кусок пластмассы. — Вижу, тебе неприятны мои высказывания. Вот только… мне так же противны твои слова. Твой язык слишком длинный, София.

Девушка выглядела так, будто одно лишь упоминание о погибшей матери задевало её до боли в груди. Из стервозной девчонки, думающей только о похоти и разврате, она превратилась в стервозную девчонку, думающую только о похоти и разврате, у которой погибла мать.

— Не смей говорить так о моей маме, — протянула София, морщась. — Ты не знаешь, кто она. Ты не знаешь, через что она прошла!

Я хмыкнул. Тогда, много лет назад, именно Карина Рюрикова взяла меня в начальники охраны, будучи сорокадевятилетней женщиной. И я отлично знал, на что способна эта личность.

— Возможно, я и не знаю, через что она прошла, но… — я говорил серьёзно. — Сейчас она мертва, и мне об этом известно. А остальное… не имеет значения.

На лице девушки явно смешались злость и обида.

— Давай так, Эраст, — она не отрывала от меня растерянного взгляда. — Ты скажешь, для чего меня привёл сюда, а я не буду говорить отцу о твоих интересных знаниях. Скажу сразу, я тоже не должна была знать как о смерти мамы, так и об её существовании.

Первая сделка — первый шаг к дальнейшему сотрудничеству. Я свалился в позу лотоса, махнув пальцами куда-то в сторону, и с жестом попросил…

— Отойди на десять метров. Я могу потерять сознание, но это нормально. Как заметишь, что вырубаюсь, звони Альтару Блэку, — мои указания были ушатом холодной воды на голову Софии. — И даже не думай меня касаться.

Бровь девушки дёрнулась.

— Так я тут для того, чтобы на шухере постоять?

— В общих чертах, — кивнул я, прикрывая глаза.

Светловолосая пару раз моргнула. Кажется, она ожидала чуть иного ответа, и теперь не могла понять, на что я рассчитываю.

— Хорошо, — наконец, заговорила она. — Десять метров. Держу расстояние. Выкинешь что-то, и отец тебя прикончит.

Я не стал отвечать на пустые угрозы. Пальцы мои углубились в заросшую травой почву, а Аура, годами содержащая боль утраты людей, когда-то здесь живущих, открылась мне.

…на этот раз волна Ауры оказалась чуть более мощной.

Через прикрытые глаза я отчетливо ощутил вкус боли, что годами витала вокруг особняка. Разумеется, сбор Ауры боли не позволяет видеть причину возникновения негативных эмоций, зато даёт точно выяснить, насколько боль была сильной.

В случае с погоревшим лесом в моём поселении всё было проще — деревья имеют гораздо более простой вид распада Ауры, чем Дельта-распад — чем у смертных с их многозначительными и неоднозначными эмоциями. И сейчас… мне приходилось и впрямь концентрироваться. Фильтровать один тип боли от многих других. Не таких значительных.

…ушло около трёх минут на то, чтобы Аура открылась мне. Настолько жуткая и невыносимая, что даже мне — существу, пережившему Семинебесное распятие — становилось не по себе.

Когда Альтар осведомил, что члены рода погибли во сне, я представлял себе другой тип Ауры. Этакая мимолётная боль, которая практически не способна восприниматься мозгом в полной степени. Довольно очевидно, что даже смерть во сне способна оставить свой отпечаток, однако…

Видеть умирающего перед глазами каждый день, а порой и в сновидениях — гораздо больнее. Уж поверьте.

И вот это «гораздо больнее» я ощущал сейчас.

Выходит… во сне погибли не все. И есть человек, душа которого по сей день копит эту боль в себе.

Спокойно открывая глаза и наблюдая за тем, как заброшенный замок возвращает своё прежнее состояние, лишаясь многочисленных трещин и зарослей, я поднялся на чуть подкашивающиеся ноги — и зашагал по одной из освободившейся от мха тропинок.

Разумеется, чем ближе к особняку, тем сложнее было оставаться в сознании — и тем больше я ощущал Ауру. Боль? Ну, да, не удивительно. Слишком много в этом месте накопилось боли, скорби… и даже злости.

— Мне нужно войти туда, — хрипло протянул я в полуобороте — а затем