– Дорогая… ты сейчас была… прямо на себя не похожа.

– Когда?

– Только что… когда… по новому телефону… разговаривала.

– Правда? – спрашивает озадаченная Мэвис.

– Да… совсем… не похожа.

– В каком смысле?

– Ну, понимаешь… с дочкой… ты как-то по-другому разговаривала.

– Как? Как – по-другому?

– Даже не знаю… просто по-другому, и все, – напускает еще больше туману Кэрри-Луиза.

– Нет, ты мне объясни, что значит – по-другому? – Мэвис уже начинает сердиться.

– Ну-у… ты разговаривала…

– Как? – торопит ее Мэвис.

– Оказывается, ты можешь быть такой… такой… милой.

Дженис снова берется за молоток, чтобы подруги не услышали ее смех. Убедительная победа. В конце боя Кэрри-Луиза собралась и отправила Мэвис в нокаут.

Дженис приезжает к миссис Би пораньше, чтобы успеть зайти в привратницкую и поболтать со Стэном. Она принесла ему немножко печенья «флорентини» от Кэрри-Луизы. За кофе они проходятся по светским темам: как «Арсенал» вчера вечером сыграл с «Ливерпулем», пойдет ли снег, кто будет танцевать главную партию в «Сильфиде». На выходных Стэн и его жена Галина идут в Ковент-Гарден; супруги обожают балет. Наконец Дженис заводит разговор про мистера Би.

– Вы, наверное, знали его, когда он был здесь магистром?

– Еще бы не знать. Он много лет эту должность занимал. Приятный человек. Только замкнутый. Впрочем, это естественно – после такой-то службы. При нем ввели кучу дополнительных мер безопасности.

– Он ведь раньше тоже здесь жил? Там, где она сейчас?

Дженис кивает в сторону дома миссис Би. У Дженис язык не поворачивается называть ее «леди», но и «миссис Би» звучит как-то неуважительно. При Стэне это прозвище использовать нельзя.

– Да, – кивает Стэн, – они тут вдвоем жили. Вы не поверите, но в те времена характер у нее был не такой уж несносный. Конечно, спеси у нее и тогда хватало, но они были одной из тех пар, которые… как бы это сказать… – (Дженис ждет.) – Им как будто никто не был нужен, кроме друг друга. – (Дженис молчит; она чувствует, что будет продолжение.) – Я всегда немножко жалел их сына. Спору нет, тот еще козел, но иногда казалось, что родители его в упор не видят.

– Не знаете, как получилось, что после смерти мужа ей разрешили остаться здесь?

– Точно не скажу. На прежнем месте она живет то ли по завещанию, то ли по договору. Там какая-то сложная история. Подробностей не спрашивайте.

Дженис задает еще один вопрос:

– Когда я здесь не работаю, за ней кто-нибудь присматривает? Навещает ее?

– Да не особенно. Сын заглядывает примерно раз в две недели. Раньше приезжала его жена, но ее светлость показала невестке, где раки зимуют, и с тех пор та сюда носа не кажет.

– А если что-нибудь случится? В доме есть пожарная сигнализация и все в таком духе?

– Естественно, – кивает Стэн. – В исторических зданиях очень строгие правила безопасности. Они во всех колледжах действуют. – Он прочищает горло и ерзает на стуле. – Наша леди, конечно, ни сном ни духом, но, когда я дежурю, всегда проверяю, как она там. Иду мимо и заглядываю в окно: вдруг упала или еще что-нибудь стряслось? Так что вы за нее не тревожьтесь. – Дженис показалось, что Стэн хотел ободряюще похлопать ее по руке, но передумал и вместо этого принялся энергично потирать ладони. – А знаете что? С тех пор как вы стали приходить, она как будто взбодрилась. Наверное, старушке все-таки скучновато сидеть одной.

Дженис гадает, чем миссис Би заслужила доброе отношение человека, имени которого даже не потрудилась запомнить. Она встает, собираясь уйти, и вдруг принимает решение:

– Спасибо за кофе, Стэн. Боюсь, теперь мы с вами будем видеться чаще. Я тут надумала разбить график, вместо одного раза в неделю буду приходить два или три. Мне так удобнее.

Стэн глядит на Дженис исподлобья, но молчит.

Вытирая полки на галерее, Дженис вспоминает разговор Тиберия с женой. Миссис Би сегодня особенно ворчлива. Сейчас она читает внизу, в своем любимом кресле. Может, опять не выспалась? Дженис задается вопросом: а вдруг старухе и впрямь тяжело жить в таком доме? Что, если ее сын прав? Но как обсудить этот вопрос с миссис Би, когда Дженис сама же наотрез отказалась докладывать о том, что услышит в доме Тиберия? Миссис Би сразу поймет: что-то изменилось. Возможно, она даже заподозрит, что Дженис разговаривала с Тиберием за ее спиной.

Дженис спускается с галереи, чтобы вытереть пыль в гостиной, и вдруг чувствует на себе взгляд миссис Би. Через некоторое время старуха объявляет:

– Вы сегодня в новом образе.

Не произнося ни слова, Дженис продолжает работать.

Когда она подходит ближе к креслу хозяйки, миссис Би лукаво осведомляется:

– Для мужа нарядились? У вас сегодня планы на вечер? Наверное, идете играть в лото, а потом в паб, потому что там сегодня стейки со скидкой?

Дженис понимает, что миссис Би нарочно ее провоцирует. Но тут старуху ждет разочарование.

– Кажется, по четвергам в пабе другая акция: две порции по цене одной.

И Дженис невозмутимо продолжает вытирать пыль. Но что-то в ее лице и поведении явно насторожило опытную хищницу.

– Так, значит, прихорашивались вы не для мужа. Ах вот оно что.

Хорошего настроения как не бывало. Дженис сразу почувствовала себя вульгарной дешевкой, по глупости напялившей нарядный красный свитер и новые джинсы. Она так и застыла с метелкой из перьев в руке.

– Пойду уберу в ванной, – только и сказала она.

Дженис возвращается в гостиную, собираясь заняться сортировкой книг, и тут видит, что миссис Би сварила для нее горячий шоколад. Но, пока несла его к столу, почти весь расплескала. Дженис не может заставить себя дотронуться до чашки.

– Итак, Бекки вот-вот станет матерью, – начинает миссис Би.

Дженис чувствует на себе взгляд хозяйки, но отказывается смотреть на старуху, только что укравшую у нее редкий кусочек счастья – кусочек, который принадлежал одной только Дженис, и больше никому.

Когда миссис Би начинает рассказ, голос ее непривычно тих.

– Вряд ли роды запомнились Бекки как приятный опыт, если, конечно, роды вообще могут быть приятными. А Бекки вдобавок рожала в одной из худших больниц Парижа. Если бы Чарльз Диккенс увидел, как шестнадцатилетняя Бекки с трудом входит в дверь, то радостно потер бы руки и схватился за перо. Но дело было в тысяча девятьсот седьмом году, и Чарльз уже сорок лет как скончался.

Дженис невольно отмечает, что миссис Би говорит о Чарльзе Диккенсе, будто о близком друге. Она уходит работать в другой конец комнаты, чтобы, насколько возможно, держать дистанцию.

Голос миссис Би