— Девица! — сказал вместо этого он, с почтением стащив шляпу со своей шишковатой головы и глядя на Джуп так потрясенно, что она невольно шагнула назад, прячась обратно за спину мэтра Абревиля. — Чтоб мне провалиться на этом самом месте!.. Женщина!

— Полегче, господин Заразиха!.. — с внезапной нервозностью произнес Мимулус. — Джунипер — моя… э-э-э-э… невеста! Между мной и ее отцом заключен добрачный контракт…

Но господин Заразиха принялся любезно кланяться Джуп, размахивая шляпой так, словно слова мэтра Абревиля, повисшие в воздухе, были надоедливой мошкарой, которую следовало побыстрее разогнать.

— Девица! — повторял он, при этом утробно всхрапывая совершенно по-лошадиному. — В нашем лесу! Подумать только!

— Что это с ним? — шепнула встревоженно Джуп самым уголком рта. — Отчего он издает эти звуки? Это какая-то гоблинская хворь?

— Долго объяснять, — точно так же тихо прошептал Мимулус. — Он думает, что ты можешь быть полезна принцу, и хохочет от глупой радости. Это, разумеется, чудовищная ошибка, но мы не будем его переубеждать, правду о тебе знать никому нельзя!..

Господин Заразиха тем временем затрубил в рожок, напоминающий охотничий, и его собратья, невидимые в темноте, откликнулись на зов хрюканьем и писком. Не успели Джуп и Мимулус перевести дух, как их окружила целая толпа гоблинов, которые то сопели, то чихали (ночь была прохладной и сырой), то угрожающе рычали.

— Наш господин нашелся, и он ранен! — объявил Заразиха. — Тихо! Тихо! Нужно отнести его в усадьбу как можно быстрее, пока никто из лесного отребья не прознал о случившемся!

Тут же пять или шесть проворных гоблинов с негромкими причитаниями и завываниями схватили сверток с телом Ноа, повинуясь указаниям господина Заразихи, который, по-видимому, был кем-то вроде управляющего при обедневшем доме Ирисов. Откуда ни возьмись появились носилки, на которые положили опального принца, а затем несколько самых сильных и быстрых гоблинов взвалили этот груз себе на плечи, пританцовывая и ухая.

— Девица и чародей-законник тоже пойдут с нами! — продолжил господин Заразиха, нимало не интересуясь мнением путешественников, которые с этого самого момента превратились в пленников.

— Но нам нужно вернуться за нашими вещами… — робко и безо всякой надежды на победу пытался протестовать Мимулус, однако слуги дома Ирисов были неумолимы. Господин Заразиха отдал еще один суровый приказ и несколько мелких визгливых гоблинов отправились искать дорожные сумки.

— Говорил же я, что наследник Ирисов обойдется и без нашей помощи, — монотонно и уныло бубнил Мимулус в самое ухо Джуп. — Гоблинская челядь непременно унюхает кошачий дух. Не вздумай сболтнуть, что мы видели кошек, и уж тем более не признавайся, что кошки охотились за нами!..

— Может быть, все к лучшему, — отвечала Джуп, проявляя, как ей самой казалось, необычайную рассудительность. — Мы отдохнем в поместье Его Цветочества, а потом господин Заразиха поймет, что мы ему не враги и отпустит нас…

И мэтру Абревилю не оставалось ничего другого, кроме как качать головой и горестно шептать: «Это все треклятое проклятие! Я знал, что оно губительно для столь слабого ума!..»

Глава 20. Пленники гоблинов, островная усадьба и знакомство с сатиром

Путь к лесной усадьбе Ирисов показался вечностью и Мимулусу, и Джунипер. Мэтр Абревиль вынужден был терпеть весьма грубое обращение — господин Заразиха оказался злопамятным и подозрительным гоблином и не упускал ни единой возможности наступить волшебнику на ногу или ткнуть в спину своим посохом. К Джуп он относился с большей благосклонностью, и проявлял всю отпущенную ему природой вежливость, обращаясь к ней с ворчливыми просьбами идти быстрее и смотреть под ноги. О кошках дамы Эсфер он не спрашивал, видимо, посчитав, что пленники ничего об этом не знают — раз сами не завели этот разговор, — или же опасаясь, что слова эти услышат чужие уши, которых в лесу было полным-полно. По крайней мере, господин Заразиха то и дело приказывал своим подручным передвигаться как можно тише и не улюлюкать, как бы им того не хотелось.

Челядь с носилками, где лежал неподвижный и беспамятный принц Ирисов, с головой укрытый сразу несколькими плащами, резво бежала впереди, на ходу шипя и скрипя зубами от невозможности вопить и верещать, как того требовала их натура. Поспевать за всей этой оравой, прекрасно видевшей в темноте (фонарь имелся только у господина Заразихи, и, по-видимому, являлся не столько источником света, сколько признаком высокого статуса), было непросто. Большая часть светлячков разлетелась, испугавшись шума, но самые упрямые следовали за носилками, напоминая тонкий светящийся ручеек, вьющийся высоко над головами ночных путешественников.

Однако, как ни пытались гоблины сохранить в тайне свои передвижения, шум и ворчание господина Заразихи привлекли внимание лесных жителей. Джуп и Мимулус видели, как в темноте светятся глаза — большие и маленькие, круглые и раскосые, зеленоватые, желтые и алые. Повсюду звучали странные голоса, напоминающие то трели птиц, то диковатый пронзительный смех — дворня принца Ноа, как показалось Джуп, не пользовалась здесь уважением. Гоблинам не нравилось внимание, которое оказывал им лес; они верещали: «Расступитесь! Прочь с дороги, ротозеи!» и прочие обидные слова, а господин Заразиха как-то раз ухватил за ухо мелкого козлоногого наглеца, поставившего ему подножку, и долго трепал с яростным урчанием, приговаривая: «Как смеешь ты, безродное копытное, посягать на лесную знать!».

Козлоногий жалобно визжал на все лады, но стоило только господину Заразихе ослабить хватку — и он тут же проворно вывернулся, лягнул гоблина своими копытцами и с ехидством прокричал:

— Это с чего же гоблины начали звать себя знатью? Наш господин — Ноа из дома Ирисов! Мы давно не слыхали его голоса и не получали приглашений на веселые пиры! Ходят слухи, что он болен и вскоре род Ирисов угаснет вместе с ним. А ты, лесной гоблин, возвращайся под тот выворотень, откуда вылез!.. Не тебе нам приказывать!

Эта речь понравилась остальным зрителям, и изо всех ближних и дальних кустов донеслось веселое уханье и переливы смеха. Как ни ругался господин Заразиха, но ему оставалось только бежать быстрее, прячась от насмешек.

— Мимму, — прошептала запыхавшаяся Джуп, помогая подняться мэтру Абревилю, в очередной раз запутавшемуся в высокой шелковистой траве. — Отчего никто из них не беспокоится, жив ли их господин? Они только бегут и бегут, и ни разу никто не попытался привести его в чувство, осмотреть раны…

— Лесные существа очень живучи, их не берет никакая