красный свет неподалеку от «bodega» — овощного магазина, я заметила, что там продаются маленькие бананы, величиной с палец, которых я не видела со времени своего путешествия в Пуэрто-Рико. Тут же рядом были и другие экзотические фрукты и овощи, названий которых я даже не знала.

Мы свернули на Сто сороковую улицу, где жила Вероника, и остановились перед красной тележкой с зеленым зонтом, хозяин которой продавал мороженое целой толпе ребятишек. Когда мы наконец доехали до дома Вероники, я расплатилась с таксистом и вышла. Группа мальчишек столпилась возле одного из сверстников, игравшего на гитаре. Я прошла еще несколько игроков в домино. Какая-то женщина, перегнувшись через подоконник, кричала по-испански трем другим женщинам, сидящим на тротуаре на кухонных табуретках. Рядом играли дети, убегая от двух мальчишек на велосипедах. У дверей кирпичного дома Вероники сидела пожилая женщина с волосатым подбородком. Из-за зарешеченного окна первого этажа на нее смотрел большой белый кот. Волнуясь, как бегун на старте, я подошла к двери.

— Извините, Perdóneme, — сказала я, обходя сидящую женщину. Рядом с ней стояла наполовину пустая бутылка вина, и я побоялась, что она схватит меня за ногу. Но женщина не обратила на меня внимания.

Лестничная площадка ничем не отличалась от площадки в доме Джоэла на Второй Восточной улице. Сломанные перила, запах готовящейся пищи, надписи на стенах, доносящаяся из одной квартиры ругань на испанском… На втором этаже лампочка не горела, поэтому мне пришлось зажечь спичку, чтобы посмотреть на номера квартир. Это был один из тех домов, решила я, где гостиная расположена у самого входа, кухня и ванная — в дальнем конце, а спальни, не имеющие окон, — посередине. Найдя нужный номер, я постучалась. Почти тотчас дверь открылась и передо мной появилась маленькая девочка, у которой выглядывали кружевные панталоны, в ушах висели золотые сережки, а на голове громоздились огромные пластиковые заколки.

В ответ на взгляд ее непропорционально огромных глаз я попыталась улыбнуться.

— Мне нужна Вероника… — начала я на своем страшном испанском. Но, недослушав, она повернула и убежала. Я растерялась, стоя у открытой двери и прислушиваясь к совершенно непонятной испанской речи, доносящейся из квартиры. Мне очень нужна была Вероника. Кажется, я начинала понимать, что это такое — языковая проблема. Нью-Йорк казался мне теперь таким же двуязычным, как Квебек.

Пока я нерешительно стояла в дверях, мимо моих ног в черноту лестничного пролета выскочил щенок. Я подобрала его и взяла на руки. Вернувшись в квартиру со щенком в руках, я вновь подала голос, разговор на кухне не прекратился. Я закрыла за собой дверь, чтобы щенок больше не убегал, и, чувствуя неловкость, вошла в гостиную Вероники.

Передо мной была коллекция обычных нью-йоркских ценностей. В одном углу стоял телевизор, на котором восседала огромная, одетая в тюль кукла. Напротив стоял камин, решетка которого была украшена пожелтевшими фотографиями. Довольно небольшое пространство комнаты было заполнено стульями с оранжевой и голубой обивкой и резными кофейными стойками. Незанятый мебелью участок комнаты был покрыт цветастым моющимся ковром. По телевизору показывали больничную драму. Белокурая медсестра помогала врачу надевать халат. Видимо, до того, как я постучала, они смотрели эту передачу. У меня появилась надежда, что кто-то из сидящих в кухне знает английский.

Наконец они вышли, чтобы посмотреть на меня: девочка в панталонах, которая впустила меня, кудрявый мальчик с книжкой комиксов в руках и девочка постарше, которой было девять или десять лет. Они выстроились неровной шеренгой и разглядывали меня с явным неодобрением, по-видимому, за то, что я вошла без приглашения.

Я лихорадочно вспомнила, как по-испански будет «собака».

— El Perro, — сказала я, показывая на щенка. Затем поняла, что все это бесполезно, я не знала как по-испански будет «лестничная клетка».

— Щенок выскочил, а я принесла его обратно. Я должна была захлопнуть дверь. Cerrado la puerta. — Но то, что дверь закрыта они и так видели. — Я ищу Веронику Зайес. Она здесь живет?

В наступившем молчании моя надежда, что они знают английский, вскоре улетучилась.

— Вероника Зайес? — повторила я.

— Да, — пролепетала старшая девочка.

Мы улыбнулись друг другу.

— Она скоро придет? — спросила я. — Moгу я подождать?

Ответом мне была лишь улыбка. Я села на один из стульев. Дети забеспокоились, но я осталась сидеть на стуле, занимаясь составлением нового вопроса на испанском.

Я никак не могла вспомнить окончаний будущего времени. К тому же мне пришло в голову, что старшая девочка знает по-английски только слово «да».

— Вероника скоро придет? Veronica está aqui pronto? — попыталась я.

Никто не ответил. Мальчик сел на пол и принялся разрисовать карандашом свою книжку. Малышка в розовых панталонах поползла за щенком. Старшая девочка села на стул, и мы вместе стали смотреть рекламу зубной пасты.

После больничной драмы мы посмотрели очередную серию еще какого-то сериала, которая также время от времени прерывалась рекламой. С каждой минутой становилось все более неловко. Кроме «да» я в этом доме больше ничего не услышала. Вероника могла и впрямь оказаться в Пуэрто-Рико, как говорила мне ее тетя, или работать где-то до самой ночи. Может, я вообще попала не в ту квартиру. Я предполагала, что это были дети тети Вероники, но я не знала о том, что у нее были дети. Я могла перепутать номер квартиры и прийти в совершенно другую семью.

Через час, покопавшись в своей сумке, я нашла ручку и клочок бумаги. Без всякой надежды я написала: «Вероника, пожалуйста, позвоните мне. Нора Бенсон.» Я отдала записку старшей девочке и сказала:

— Я, пожалуй, пойду.

Они с большим интересом наблюдали, как я ухожу. Когда я чуть задержалась в дверях, старшая девочка одарила меня лучезарной улыбкой, видимо, чтобы ускорить мой уход. Закрыв за собой дверь, я почувствовала, что они как ни в чем не бывало продолжают смотреть телевизор, как-будто я была лишь эпизодом в одном из телесериалов.

Я зажгла спичку, нашла ступеньки и спустилась. Семейная ссора уже закончилась, а запах кухни стал другим. Кто-то жарил свинину с чем-то, по запаху напоминающем бананы.

Когда я вышла, пьяной старухи перед подъездом уже не было. Исчез и продавец мороженого с красной тележкой и зеленым зонтом. Белый кот за решеткой уснул.

Я пошла вниз по улице в ту сторону, откуда неслись звуки дискотеки. Пройдя мимо мальчишек с гитарой и детей, прыгающих по расчерченным на асфальте квадратам, я повернула на Лексингтон Авеню и встретилась с