Шрифт:
Закладка:
— Эй, — завопил бомж. — Долго еще? Сейчас обоссусь!
— Миш, — я умоляюще заглядываю в глаза приятелю и очень боюсь, что вернусь в тело Макара, не завершив разговор. — Не могу я сейчас с полицией связываться.
— А-а-а, — кивнул качок и уставился вниз. — А у этого господина марафон по пересеченной местности?
— Какой марафон?
Я перевожу взгляд и холодею, мажор выглядит слишком по-домашнему. Мало того, что он напялил на мокрое тело только футболку и спортивные штаны, так еще и на ногах ничего нет. Так сказать, легкий променад босиком суровым осенним вечером.
Неужели спасать меня выскочил? Странный товарищ.
Но… приятно…
— Странная у вас встреча, — басит качок.
— Миш, помнишь, билеты… — подмигиваю ему. — Я свои обещания держу.
— Ладно, уговорила.
Приятель дает тумака бомжу, видимо, срывая на нем свое недовольство, тот вопит благим матом, но, получив еще один тычок, затыкается и ворчит себе под нос. Минута — и он исчезает в глубине салона Мишкиной машины. Я наблюдаю, как она разворачивается и выезжает из арки и подмигивает габаритными огнями, сворачивая на проспект.
— Все, больше не могу! — подпрыгивает козликом мажор и несется к подъезду. — За мной!
Мы с ангелом бежим следом. В квартире Макар набрасывает на себя плед и прячется в ванной.
— Чего это он? — удивляется Пайель.
— Пошел по-маленькому.
— По какому?
Я смотрю на него выразительно, вижу, что небесный человек не в курсе людских бытовых проблем и вздыхаю:
— Тебе не пора освободить из плена душу бедного адвоката?
— Э-э-э, и как это сейчас будет выглядеть?
— Что?
— Ну, адвокат очнется в квартире Макара и совершенно не поймет, как он здесь оказался. Решит еще, бедняга, что спятил.
— Значит, ты, узурпатор, так и будешь его тело занимать.
— Я еще не обдумывал этот вопрос, — важно заявляет он и бросается к медальонам, лежащим на столе.
Я несусь следом и в шоке останавливаюсь: золотой цвет преобладает на две трети, мы ошарашенно переглядываемся.
— Ура! — шепчу срывающимся голосом. — Ура! — уже кричу.
Дверь ванной приоткрывается.
— Что случилось?
— Макар, медальоны желтеют!
Он влетает в комнату, хватает меня в охапку и начинает кружить. Я смеюсь от счастья. Еще немного, и мы останемся в своих телах навсегда.
— Пайель, чертов ангел! Как это получилось?
— Молодой человек, — пыжится небесный житель. — Ангел не бывает чертовым.
— Не цепляйся к словам, ты, небожитель! — Макар встряхивает Пайеля за плечи. — Лучше объясни!
— Ты бросился на защиту Ульяны, не думая о себе, потому и золото стало активничать.
— Так просто? — поражаюсь я, внутри все дрожит от радости.
— Э, молодежь! — приводит нас в чувство ангел. — Рано радуетесь.
— Почему?
— Ну, директор небесной канцелярии не зря говорила о трех месяцах, а прошло еще несколько дней. Не так просто вернуть судьбы на место.
— Что мы должны делать? — хором кричим, не задумываясь, и переглядываемся.
— Жить вместе, есть — пить вместе. Короче, сосуществовать.
— И спать? — хмурюсь я.
— Ага, — подмигивает этот паразит. — Желательно, на одной кровати.
Я открываю и закрываю рот, как рыба, выброшенная на берег. Нет, конечно, я все понимаю, надо так надо, но никто не говорил, что я должна спать с мажором.
— Только не это! — рявкаю на мужиков, у которых мысли лишь об одном крутятся. — Не дождетесь.
— Хочешь в чужом теле до конца жизни остаться?
— Я уже вернулась в свое. Пока, мальчики! Сэми, за мной!
Иду к двери, задрав подбородок, пусть сами, как хотят, так и выкручиваются. Корги, стуча коготками по паркету, торопится за мной. Макар бросается к двери и перекрывает путь.
— Спятила?
— Нисколько. Я передумала. Мне кажется, этот субчик нас с тобой разводит по-черному, — кидаюсь к ангелу и хватаю его за грудки. — Признавайся, где прячешь скрытую камеру?
— Какую камеру? — закрывается руками тот. — Откуда?
— От верблюда! — наступаю я. — Сам посуди, мы вернулись в свои тела, теперь надо разбежаться и больше никогда не видеться. Чем дальше мы друг от друга, тем крепче держится душа в родном теле. А ты, небесный сводник, предлагаешь совсем другое.
— А ведь верно! — вдруг поддерживает меня Макар и цепляет Пайеля за воротник. — Пора тебя досмотреть.
Пока ангел хлопает ресницами, я делаю подсечку и валю его на пол. Мажор одной рукой выворачивает карманы, Сэми издалека помогает громким лаем, подпрыгивает, но ведет себя как воспитанная собака: не бросается, не скалит зубы, не рычит…
Мы возимся, сталкиваемся плечами и руками, вдруг одновременно поворачиваемся и выкрикиваем:
— Твою ж мать!
Глава 20. Первая ночь
Слова ангела в который раз за этот день шокируют и бесят. Именно бесят! Такое впечатление, что кто-то издевается над нами или устроил веселый розыгрыш, вот только нам с Ульяной невесело.
Нет, я ничего не имею против, если красивая и изящная женщина окажется в моей постели, одного взгляда на нее достаточно, чтобы во мне проснулись первобытные инстинкты, но все же: мы едва знакомы, да еще и не ладим.
Идея Ульяны о скрытой камере и меня заводит. Почему мы не подумали о ней сразу? Поверили на слово этому небесному болвану. Вдруг, и правда, лейтенант права: нас разыгрывают, а мы идем следом, как телки на поводке.
Ангела обыскиваем со всей страстью, хочется еще и тумаков ему надавать, но берегу укушенную руку. Анестезия уже перестала действовать, чувствую нарастающую боль. Мы с девушкой лезем в одни и те же карманы, ощупываем обшлага пиджака, отвороты брюк.
И сталкиваемся, сталкиваемся, сталкиваемся…
В один момент я вдруг понимаю: боли нет, движения легкие и свободные.
— Твою ж мать! — вопим оба и бросаем Пайеля.
— Что, вредители, добились своего? — встает, отряхивается тот и показывает на медальоны.
Да, достигнутый прогресс исчез, словно его и не было. Перламутровые сосудики светятся насыщенным голубым цветом, будто никогда и не желтели.
Ульяна плачет. Слезы текут по выбритым щекам, капают с носа и с подбородка. Не думал, что у меня такие объемные слезные железы. Девушка размазывает соленую влагу по лицу, всхлипывает и стонет, качая руку:
— За что мне все это? За