На что Кристина Вассилидис (ибо таково было сценическое имя сестры Никоса) и певица с мировым именем обозвала брата дураком и идиотом и в тот же день отправилась к ювелиру, чтобы получить точное представление об истинной ценности подарка.

А Никос уехал в Париж, к матери, с которой он увиделся тайно, пообещав тем не менее вскоре вернуться. Из Парижа он перебрался в Северную Африку, затем побывал в городе своего детства Александрии и через Каир приехал в Израиль, благо у него был с собой адрес некоего, состоявшего с ним в родстве греческого священника, жившего в Старом городе в Иерусалиме, — у него он и остановился на несколько дней. Днем он бродил по Иерусалиму, а возвращаясь, вынужден был каждый вечер выслушивать разглагольствования священника о жестокости евреев, притесняющих арабских соседей, и о необходимости так или иначе положить конец власти сионистов. Таков долг каждого христианина, тем более грека — освободить от евреев Палестину, и он, Никос, тоже мог бы внести свою лепту в эту святую борьбу.

Никос слушал вежливо, стараясь скрыть скуку. Кончилось тем, что он переехал из Иерусалима в Тель-Авив.

4

Накануне его возвращения в Европу в его номер в гостинице постучали двое неизвестных и попросили его проследовать за ними. Они заверили его, что дело идет о простой формальности и что в тот же вечер он будет на свободе.

Так оказался он в комнате, где за столом сидел человек в темных очках с усами и бородой — даже неопытному взгляду было ясно, что это маскарад. Впору было рассмеяться, но Никосу было не до смеха. В таких местах, знал он, следует держать себя вежливо. Человек в темных очках жестом указал Никосу на стул. Следующие его слова были поистине удивительными:

— Вы совершенно правы, господин Трианда. Это маскарад. Темные очки надежно прячут мои глаза, а борода и усы — накладные, как в театре. Тем не менее все остальное — неподдельно и достаточно серьезно, и я прошу вас отнестись к ситуации соответственно.

— Ценю вашу откровенность, — сказал Никос.

— Это не откровенность, — возразил человек за столом. — Это всего лишь простое и разумное средство безопасности, хотя и достаточно примитивное. Я могу ознакомиться с вашими документами?

— Зачем вы приехали в Израиль? — спросил этот человек, возвращая Никосу его паспорт. У него был низкий приятный голос, в котором чувствовалась усталость, хотя внешне это никак не выражалось — человек в темных, очень темных очках выглядел собранным, спокойным и сильным. Он задавал свои вопросы Никосу по-английски, и английский этот выдавал очень хорошее образование; он говорил без акцента и не пользовался уличным сленгом. Это Никос понял; понял он и то, что, если в качестве причины своего появления в Израиле он назовет интерес иностранного туриста к Святой земле, ответ этот едва ли удовлетворит человека, сидящего напротив, пусть даже этот ответ будет чистой правдой. Поэтому он решил объясниться более пространно.

И он рассказал о своей учебе, о сфере своих научных интересов (Древний Восток, Ближний Восток, Средиземноморье), о своей диссертации, недавно законченной и защищенной, и о своих намерениях получить место преподавателя в одном из университетов Европы. Израиль, таким образом, пояснил он, был совершенно необходимым звеном в этом его путешествии по Средиземноморью, без него нельзя понять и осмыслить историю всего этого древнего региона; повсюду в этих местах история оставила о себе память. Задача специалиста — эти знаки памяти найти, прочитать и, кто знает, может быть, сказать миру новое слово.

— Поясните, пожалуйста, — сказал усталый человек за столом.

— Я мог бы привести множество примеров, — сказал Никос. — Приведу один. Возьмите рестораны. Оливковое масло, хумус или бобы, бараньи ребра на открытом огне, виноградные листья, наполненные смесью мяса и риса, — все это мне и вам предложат в Афинах и Александрии, Лимасоле и Тель-Авиве. Уверен, то же самое было бы в Дамаске, Стамбуле, который, впрочем, я предпочел бы называть Константинополем, и в Тунисе. Ясен ли мой пример?

— За посылкой, кажется, должен следовать вывод, — предположил человек в темных очках.

— Разумеется, — согласился Никос. — Есть и вывод. Если посылка правильна, из нее следует, что я не просто какой-то сомнительный левантиец греческого происхождения, а звено в бесконечной цепи древнейшей мировой культуры, ее плод, некий, скажем так, желудь этого мощного и вечного дуба, который получил шанс вновь упасть в родную почву и — кто знает, пустить здесь новые побеги.

— Красиво, — сказал человек напротив. — И как вся эта красота согласуется с намерениями некоего греческого священника, у которого вы останавливались в Иерусалиме?

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил Никос. И тут до него дошло. Похоже, родственник его по материнской линии не ограничивался пламенными призывами поставить сионистов на место, и за его долгими разговорами следовали вполне реальные действия. Он это понял, как понял и все остальное, связанное с этим визитом. К нему, Никосу, никакого отношения это не имело. Он облегченно вздохнул и рассмеялся. — Этот священник, — сказал он, — наш дальний родственник. Как я понимаю, он вызывает у вас подозрения. Если так — мне очень жаль. В остальном, боюсь, я не смогу быть вам полезен.

— Кажется, он предлагал вам принять участие в неких акциях? — прозвучал вопрос.

— Он говорил, и довольно много, о страданиях арабов. Это я могу подтвердить. Но предлагать… насколько я помню, он ничего мне не предлагал.

— Значит — только говорил?

— Да.

— Хотите ли вы сказать, что вам нечего больше добавить? Своей уклончивостью вы можете навлечь беду на вашего родственника. Против вас у нас нет определенных доказательств; это не означает, однако, что вы совершенно вне подозрений. Тем не менее вы иностранец, подданный другой страны. Иное дело — ваш родственник. Боюсь, что мы вынуждены будем обойтись с ним несколько более жестко. Если бы вы говорили здесь откровеннее, мы готовы были бы удовлетвориться его высылкой из страны, депортировать его обратно в Грецию. Но если вы будете упорствовать, ему придется расплатиться по всем счетам. Вы могли бы помочь ему, получив у него для нас ответы на вопросы, которые нам жизненно важны. Если с вашей помощью мы узнаем то, что нас интересует, у нас не будет нужды задавать эти вопросы ему самому, и он мог бы без ненужных трудностей возвратиться домой. Итак?

Ловушка, которую ему ставили, была столь же примитивна, сколь и действенна. Особенно если бы Никосу было что сказать. Но сказать ему было нечего. Оставалось только убедить