где можно было успокоить свой разум. Я не любил религию как таковую, но мне нравилась ее обыденность, облегчение от знания того, что будет дальше. Семья Д'Агостино помогла построить эту церковь, и я каждый год посылал сюда немыслимые суммы денег, хотя больше не был постоянным посетителем.

Мои туфли не издавали ни звука на старом мраморном полу. Массимо, однако, говорил громко, так что, несомненно, отец Валерио знал о нашем присутствии. Я не был здесь уже три года. Пора бы уже.

Статуи святых смотрели на меня, когда я проскользнул в исповедальню и закрыл дверь, затем я встал на колени, истертое дерево уперлось мне в колени.

Покаявшись, я сложил руки и стал ждать. Через несколько минут я услышал, как тихо закрылась другая дверь.

— Buongiorno, Lorenzo — Доброе утро, Лоренцо, — поприветствовал отец Валерио, открыв ширму. — Прошло много времени.

— Как твой артрит?

— Bene, grazie — хорошо, спасибо. Начнем?

— Sì — да.

— In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti — Во имя Отца и Сына и Духа Святого, — сказал он, и мы оба сделали крестное знамение. — Аминь.

Я склонил голову.

— Благослови меня, отец, ибо я согрешил. Прошло три года и четыре месяца с моей последней исповеди. — Это было сразу после того, как я узнал о смерти своей жены. Я пришел глубокой ночью и поднял Валерио с постели, чтобы он выслушал мою исповедь, желая очистить свое сердце от вины и печали. Это не помогло.

— Наш любящий и милосердный Бог всегда готов выслушать твои грехи, сын мой. Уповай на Его прощение.

— Я убил человека двадцать минут назад.

Отец Валерио деликатно прочистил горло. Но это было не первое убийство, в котором я признался, и не последнее. Он спросил:

— И ты раскаиваешься, сын мой?

Я чуть не рассмеялся.

— Давайте покончим с этим, отец, и я пойду своей дорогой. И помни, ты меня не видел. Если ты кому-нибудь расскажешь, твой ошейник не спасет тебя от моего возмездия.

Я вышел через несколько секунд, моя душа была спасена.

Глава девять

Джиа

День клонился к вечеру, и я поняла, что мне нужно убираться с этой яхты.

Энцо был расстроен. Долбаное одеяло довело его до крайности. Он хотел держать меня взаперти, голую и замерзшую, чтобы он мог унижать и пытать меня. Никто не мог сказать, что произойдет, если я останусь.

Вчера корабль повернул, и солнце появилось с другой стороны яхты. Это означало, что мы направлялись обратно к итальянскому побережью. Почему?

Энцо ни за что не передумал держать меня в плену, так что, должно быть, произошло что-то еще. Какова бы ни была причина, я была благодарна. Ближе к Италии означало ближе к помощи, ближе к моей сестре и ее влиятельному мужу. Если бы я только могла каким-то образом вернуться на итальянскую землю, все, что мне нужно было сделать, это прошептать имя Фаусто, и я бы получила убежище, мгновенно защищенное от того, что планировал Энцо.

Но это означало залезть в воду.

Я не был уверена, что смогу это сделать, но какой у меня был выбор? Я не мог здесь оставаться. Может быть, я смогла бы найти где-нибудь на борту небольшую байдарку или плот.

Разговор с Сесилией ничего мне не дал, поэтому вместо этого я наблюдала. Я наблюдала за ее привычками и манерами, за порядком ее визитов, выискивая слабое место. Все, что я могла использовать, чтобы освободиться, даже просто шпильку, которую я могла бы украсть с ее головы.

К сожалению, женщина оказалась проворной и деловитой. Никаких заколок для волос или скрепок, которые я могла бы использовать, чтобы попытаться взломать замок на клетке. Она держала меня на мушке все время, пока я была вне клетки, и никогда не оставляла меня одну, даже чтобы сходить в туалет.

А потом мне улыбнулась удача.

Ближе к вечеру она отвела меня в ванную, когда раздался стук в дверь. Сесилия оглянулась через плечо.

— Оставайся здесь, — приказала она и исчезла.

Черт возьми. Я была одна.

Я зналазнала, что мне осталось недолго. У меня не было времени искать оружие или готовиться, поэтому я сделала единственное, что пришло мне в голову в тот момент. Я сняла со стены рулон туалетной бумаги, раздвинула металлическую трубку и выдернула пружину. Я не была уверена, что смогу спрятать его в руке так, чтобы она не заметила. Когда я попыталась сжать его, пружина выскользнула из моей хватки и упала на пол.

Я напряглась, затем бросилась к крошечному кусочку металла. В панике я сунула его в рот. До тех пор, пока она внезапно не решит, что хочет поговорить со мной, со мной все будет в порядке.

Мои руки дрожали, когда я собирала хитроумное устройство обратно, молясь, чтобы оно продержалось достаточно долго, чтобы обмануть Сесилию. Потом я покраснела и пошла мыть руки.

Сесилия вернулась и оглядела меня. Металлическая пружина причиняла боль моим деснам, но я молчала. Мне это было нужно, чтобы сбежать.

Как и следовало ожидать, Сесилия ничего не сказала, провожая меня обратно в клетку. Как только я оказалась внутри, она поставила тарелку и три бутылки с водой на землю, затем заперла замок. Как только она вышла из комнаты, я кашлянула в ладонь на камеру и незаметно вынула пружину изо рта. Я положила его ненадолго под бедро, на случай, если кто-то наблюдал за мной.

Я уже много лет не вскрывала замок. Надеясь обнаружить что-нибудь скандальное, например, деньги моего отца или наркотики, я научилась вскрывать замки еще подростком, но находила только коробки со скучными бумагами и старую мебель. Поговорим о разочаровании.

Я доела свой ужин и выпила всю воду. Когда я сбегу, мне понадобятся мои силы. Мой страх перед океаном и неумение плавать привели к тому, что мне пришлось найти спасательный круг или что-нибудь плавающее, прежде чем я смог выбраться на берег. Одному Богу известно, сколько времени это займет, но я должна была быть готова.

Тянулись минуты. Сесилия вернулась, чтобы убрать пустую пластиковую тарелку и налить мне еще воды. Я решила подождать, пока все на борту лягут спать.

Когда все стихло, я нагнулась, держась спиной к камере, и начала свои манипуляции с пружиной. Мне нужно было, чтобы металл был как можно более ровным, чтобы открыть замок. Затем я разломала металл пополам. Это была трудная работа, но мне нужно было всего два маленьких кусочка. Как можно небрежнее я согнула одну