— Конечно. Столько тебе своей дыркой не заработать, вот и вся любовь, как говорит Дэв.

Демон покачал головой:

— Ты ослеплен болью и поэтому несправедлив, Рик.

Девочка с некоторой надеждой посмотрела на него. Демон повернул к ней голову, покачал отрицательно:

— Ты лгала мне, и я не намерен заступаться. Поэтому я хочу быть только справедливым. Итак, если не считать пользовавшихся тобой бесплатно братьев, цена на тебя устоялась в четверть золотого за ночь, это средняя цифра. Я так понимаю, что если ты брала деньги для Рика Хаша, то должна отдать ему это золото? А теперь — несложный подсчет.

Ди тихо застонала. Демон только глянул в ее сторону багрово полыхающими глазами:

— Как известно, в году триста восемьдесят дней. Если она будет каждую ночь принимать мужчину за свои четверть золотого, то ей понадобится пятнадцать тысяч триста двадцать четыре охотника до ее прелестей. Это составит сорок зим и сто двадцать четыре дня. Без еды и прочего. Так сказать, «на батарейках».

Ди сжалась в комок. Эн Ди неумолимо продолжал:

— Двадцать дней ты бы мог ей простить, паря. Это целых пять золотых. Впрочем, как я слышал, ты внес их заранее?

Рик Хаш промолчал. Он начал осознавать, что демон просто разъярен, несмотря на ехидный вид и меланхолический тон.

— Сорок зим. И еще треть года, — сказал Эн Ди, — И я могу это устроить тебе, Ди: мужчина за мужчиной, без передышки, если не считать еды и сна. Тебя успеют посетить сыновья завсегдатаев.

— И не из-за денег. Ты лгала, — сказал демон и внезапно его прорвало на крик, — Ты посмела лгать мне!

— Тише, мой дорогой, — появилась перед ним Юри, — Что за сцена без меня? Что происходит? Почему ты ополчился на…

— Она врала мне!!! — проревел Эн Ди так, что задрожал пол. Ди, всхлипывая, поползла к мягким дырчатым сапожкам Адмиральши, и почти дотянулась, когда ее словно опалило огнем. Сапожок отодвинулся, и она, как через огромное пространство, услышала спокойный голос любимой жены демона:

— Успокойся, дорогой. Врать тебе — это моя привилегия, а значит — и наказывать ее мне. И я, конечно, накажу. На короткую цепь в клетке, без одежды. Кормить солеными объедками раз в день, воды не давать. Да, Рик, мы в ней ошиблись. Ничего, не плачь, мы подыщем для тебя другую девочку. А теперь тебе время идти к Герцогу. Заставлять себя ждать — это тоже нехорошо, — донесся до девочки спокойный, мелодичный голос Адмиральши — и ковер под Ди закрутился, отбросив в беспамятство…

15

…Рик тоскливо тащился по городу под тот же перезвон гонгов, отмечающий сейчас седьмую стражу. Он не понимал — как же так могло получиться? Маленькая Ди, лгавшая ему, полюбившему ее и существам, которые ее не тронули и пальцем, которые приняли ее к себе, чей хлеб она ела вдоволь…

Он покачал головой, борясь с ноющей болью где-то в груди: «Может, она просто свихнулась?»

Он не возражал, когда ее протащили за ноги по дому и приковали на цепь в клетке, установленной под палящим светилом пустыни. Воры наказывали своих, преступивших воровской закон тоже свирепо, и тут вроде бы было все правильно, но Рик Хаш, получивший образование в школе воров Аладринга, не верил, что она по своей воле крала и лгала. Этому он просто не хотел верить.

И ему очень захотелось доискаться до тех, кто посмел принудить его Ди к этому. Чтобы они заняли свое место в своей клетке на своей цепи…

Миновав отдавших салют воинов из подразделения Седого, Рик улыбнулся им и подумал, что теперь, когда вояки стали элитой, придворной частью, рожи их залоснились, чего раньше не бывало. Как всегда после переворота, он беспрепятственно вошел в кабинет Герцога, где за еще более огромным, чем старый, письменным столом за ворохом бумаг восседал осунувшийся от забот Архиерей. Впрочем, прозвищем его теперь не называли. Теперь он звался Герцог Гарай.

Бородач поднял на вора ввалившиеся глаза. Рик раскланялся замысловатым пируэтом:

— Служу вашему сиятельству, господин герцог.

— Придвигай кресло и кидай в него задницу, — буркнул он:

— Поговорим. Вино будешь?

Заорал:

— Эй, человек! Вина!

Пока вор подтащил тяжелое кресло к столу и уселся, какой-то лакей уже поставил поднос с горячим кувшином, грубыми деревянными кружками и блюдом, где красивой горкой возвышалось подсоленное печенье. Архиерей подождал, пока стихнут деликатные шаги и с шелестом закроется дверь, затем неспешно разлил парящее вино по кружкам и только тогда хмуро поинтересовался:

— Ну, как сам?

— Да не жалуюсь, — традиционно ответил вор:

— А ты с лица спал… Взял бы бабу, да завалился с ней на день. Что твои дела, разбегутся, что ли?

— То-то и оно, что будут валяться, — проворчал бородач, — А казна пустая. Налоги брать не с кого, торговцы вопят, аристократы нищают, крестьяне разорены, разве что воры исправно платят. Посидишь неделю в этой бумажной пыли — и никакую бабу не схочешь. Удружили вы мне с Эн Ди. Он тут недавно появлялся. Тоже весь в делах, один ты у нас знатный барин. Да вот и для тебя время начинается. По донесениям Тасбалю, в Миррор происходит что-то непонятное. Его шпионы пока не дали точной картины, но…

Хлебнул вина. Посмотрел на внимательно слушающего вора.

— Колдовства вроде и нет, но Халрик словно свихнулся. Казнил многих придворных, объявил какую-то ересь государственной религией и вообще наломал дров. Как это Эн Ди сказал: «закрутил гайку». Теперь он собрался переселять крестьян на восток, в безлюдные, считай, леса — на это деньги нужны, а их нет. Поднял налоги — платить не хотят. Выколачивает силой. А у него года не прошло, как по всей, считай, стране гуляли Дикие Рати, половину народа повыбили. Ему бы тихо — мирно крепости да города отстраивать, а он мужиков — в леса! Да он же потом от них ни гроша не получит, просто не найдет! А мужиков не найдет — с кого он деньги возьмет, с попов?

Архиерей помолчал, хрустя печеньем, посыпая крошками бороду. Вор ждал, попивая из своей кружки. Правитель вздохнул:

— И стало оттуда попахивать нехорошо. Большой кровью. Эти… Новой веры, они к старой уж больно того… Сам увидишь.

Опять помолчал, поблескивая зелеными жестокими глазами.

— А что я должен там делать?

— Наше посольство при дворе Боридов утоплено. Наших людей в свите… — Архиерей махнул над столом рукой, — Всех в одну ночь. Хоть войну объявляй этому дураку. Шпионов при дворце нет, что