Ли:

А, точно. Только сейчас понял.

Пон:

При повторном просмотре вы будете замечать такие вещи. Когда директор Пак впервые появляется в кадре, за его спиной мигает лампа. Это Кын-сэ, который находится в подвале и кричит: «Респект!»

Ли:

Тогда вот какой у меня вопрос. Несмотря на то что в фильме нет ангелов или злодеев, все эти люди пересекаются и приходят к ужасной трагедии. По сути, обе семьи не сильно отличаются друг от друга по характеру и индивидуальным особенностям. Все происходит не по той причине, что кто-то слишком плохой или слишком странный, не из-за личностных характеристик, но в связи с принадлежностью к определенному классу. С этой точки зрения кажется, что этот фильм максимально сфокусирован на классовом вопросе.

Пон:

Вы абсолютно верно заметили. Вы только что отметили фундаментальный мотив этой ленты. Здесь нет однозначных злодеев и антагонистов, как нет стражей порядка или ангелов. Заурядные люди живут в рамках своей повседневности. И тут возникает вопрос, почему в таком случае они приходят к такой трагической катастрофе? Даже если здесь имела бы место цепочка роковых случайностей? В основе системы и законов лежат истерия и страх, и, когда они накладываются друг на друга в наихудшем виде, происходит воспаление, и далее – взрыв: немотивированные убийства, убийства, которые сложно проанализировать и все прочие ужасные события, новости о которых мы перелистываем, сидя за обеденным столом. Именно эти моменты сподвигли написать сценарий и создать этот фильм. Мы живем во времени, когда все это неизбежно, мы ничего не можем с этим поделать. Но фильм не заканчивается на этом. Ведь остается переписка между отцом и сыном. А мы к тому времени уже находимся на другой эмоциональной ступени.

Ли:

Мне кажется, что в былые времена очень богатым и очень бедным людям нечасто доводилось сталкиваться друг с другом. Представьте себе эпоху Чосон[82], откуда жителям горных деревень знать, как живут члены королевской семьи, аристократы? Но сегодня благодаря телевидению, интернету, социальным сетям и другим источникам мы можем знать мельчайшие подробности жизни богачей, грань между нами исчезла. Если бы они не делили рабочие и жизненные пространства, если бы не ездили в одной машине и не жили в одном доме, возможно, трагедии в «Паразитах» удалось бы избежать.

Пон:

Профессии, представленные в «Паразитах», – репетитор, личный водитель, экономка – вынуждают богатых и бедных находиться настолько близко, чтобы чувствовать запах друг друга. Весь фильм сфокусирован на этом, поэтому неизбежно возникает мотив «запаха». Словно через микроскоп подглядывая за чужой жизнью, камера следует за всеми моментами жизни героев, фиксируя их вплоть до самой трагедии. На самом деле обеспечить такую дистанцию, чтобы чувствовать запах собеседника, совсем непросто. Нам всем известна история про семью чеболей[83], которые изрыгают на водителя рев тираннозавра. И ведь все это происходит именно на таком близком расстоянии. Все это очень страшно.

Ли:

Запах – очень деликатная вещь, говорить о которой непросто даже в рамках семьи.

Пон:

Даже супругам непросто.

Ли:

Представьте себе, вы скажете: «У тебя изо рта воняет!» Это вызовет катастрофу!

Пон:

Да, это очень грубо. Сложно говорить о таких вещах.

Ли:

Директор Пак не хотел своими словами унизить водителя. Но вышло так, что его фразы задели гордость и прозвучали, как самое страшное оскорбление.

Пон:

Более того, он унизил не только своего наемного сотрудника, его слова расширяются до «специфического запаха людей в метро». Скажи он такие слова на официальном мероприятии, у него были бы большие неприятности. Будь он государственным служащим, его бы уволили. Это похоже на сравнение простых людей с «собаками» и «свиньями». Но он же произносит эти слова в приватном месте, по крайней мере, он в этом уверен. Но, к несчастью, там присутствовали сторонние слушатели, и это стало моментом зарождения трагедии.

Ли:

Важно не только то, кто говорит или слышит, но то, как эти слова преподносятся. Фильм начинается и завершается мотивом коммуникации. Представители высшего класса не знают, что говорят и о чем думают люди из низшего. В противовес этому, представители низшего класса слышат случайно оброненные высшими слова, потому что оказываются поблизости или подслушивают то, что не предназначено для их ушей, потому что в этот момент прячутся под столом. Так или иначе, они слышат и знают, о чем думают люди из высшего класса. Эти слова накапливаются без возможности высказаться в ответ, и в тот момент, когда задевают за живое классовую гордость, происходит трагический инцидент, как это было во время праздника в саду.

Пон:

В итоге происходит взрыв. В сцене разговора на диване, который подслушивают под ним, наиболее важен кадр с Ки-тхэком. Расстояние камеры, атмосфера, которую создает музыка. В этой сцене любопытно обратить внимание, в какие моменты громкость музыки увеличивается. Музыкальный поток фокусируется на психологическом состоянии Ки-тхэка, на напряжении, которое тот испытывает. Такие вещи постепенно накапливаются. Ён-гё, сидящая сзади и запрокинувшая босые ноги на спинку переднего кресла, вдруг зажимает нос и открывает окно, всем своим видом показывая, что в машине воняет. Когда Ки-тхэк и Тон-ик были в индейских роучах, Тон-ик впервые позволяет себе более-менее открытое злоупотребление властью: «Вам же все равно заплатят сверхурочные?» Прежде чем происходит взрыв, увеличивается давление. И этот процесс имеет место в фильме, а музыка Чон Джэ-иля помогает его ощутить.

Ли:

В ночь до инцидента был сильнейший дождь, который две семьи пережили совершенно по-разному. Богатая радовалась ливню. Ён-гё даже говорит, что благодаря дождю небо ясное, а воздух чистейший.

Пон:

Проклятие сменилось благодатью.

Ли:

Представители высшего класса, живущие наверху, рады дождю. Чего не скажешь о низшем классе из низины. Они потеряли свои дома и вынуждены ночевать в спортивном зале.

Пон:

Ведь и у Ён-гё не было злого умысла. Она просто радуется своему празднику. Более того, в ее доме качественная водосточная система. На газоне не накапливаются лужи, а маленький сынишка радуется дождю, капающему на тент. Он ведь беззаботный ребенок. Но приглядитесь к сцене в машине, камера сфокусирована не на Ён-гё, оживленно болтающей по телефону, а на лице Ки-тхэка. Этот кадр был построен именно таким образом, потому что Сон Кан-хо сонбэ умеет удивительно тонко работать с мимикой. Я сегодня уже упоминал истерию и страх, которые лежат в основе общества, и в этих эпизодах мы можем увидеть их материальный облик. Ни у Ён-гё, сидевшей на заднем сидении, ни у Тон-ика, с высоты дивана обсуждавшего