— Её Сиятельство с самого утра не в духе. Ходит, орёт на всех…

— Да сделай ты эту долбёжку потише! — раздался крик со второго этажа, а затем суровый топот.

— О! — хихикнула Дольче. — А вот и она!

И впрямь, перемены этим утром коснулись не только Чертановой. По лестнице вниз сбежала хмурая рыжая фурия, в руках у которой был… красный стеклянный шар? Большой такой, блестящий. Ярмарочные гадалки во что-то похожее пялятся, когда судьбу пытаются предсказать.

— Я тебе сейчас это радио сраное, знаешь, куда засу… ой, — тут Фонвизина заметила слона, то бишь меня. — Василий Иванович, здравствуйте.

— Привет-привет, — я как раз размазывал варенье по блину и указал грязным ножиком на шар. — Это тот артефакт, про который ты говорила?

— Да, — хмуро кивнула Фонвизина. — Он.

С тем она подбросила шарик. Но вместо того, чтобы упасть, шарик вдруг сперва завис в воздухе, а затем пристроился у целительницы где-то над правым плечом и засветился. Моргнул ярко, потух и упал прямо на Фонвизину.

Рыжая поймала и аж зарычала от злости.

— Не работает, что ли?

— Да работает вроде бы, — ответила Оля. — Но как-то странно. Никак не могу до конца разобраться, уже всё плечо себе отбило.

— Ты давай не злись, — доброжелательно улыбнулся я и скрутил блин в трубочку. — У меня сестрёнка-артефакторша. Если надо, попросим её посмотреть. Докрутите до ума, лучше прежнего будет. Нашла из-за чего расстраиваться.

— Да я не из-за этого расстраиваюсь, — вздохнула Фонвизина, глядя в шар, а затем многозначительно добавила: — Матушка звонила.

Не знаю, что там неладно в княжеском доме, но что-то явно неладно.

— Могу чем-то помочь? — спросил я.

И укусил блин. Вкусный, блин, блин! Тоненький такой, прочный, пористый, по соли и сахару прям как надо. Знал бы раньше, что Дольче такие умеет делать, каждое утро запрягал бы.

Хотя, помнится, в день после приезда она меня тоже завтраком угостить пыталась. Но, сразу видно, без души оно было.

— Да нет, Василий Иванович, — ответила мне тем временем Фонвизина. — Сама справлюсь, — и слабо улыбнулась. — Дела семейные.

— Понятненько.

С тем целительница снова ушла наверх, так и не засунув Дольче радио туда, куда хотела. Через какое-то время наверху что-то грохнулось, шар, должно быть, и опять раздался яростный рык рыжей.

Ну а я позавтракал, от души поблагодарил Чертанову и объявил общий сбор.

— Кадеты! — и вновь я вышагивал вдоль строя. — Сегодняшний день объявляю выходным. Однако! Прошу вас не расслабляться и быть в режиме полной боевой готовности, потому как враг может пожаловать в любой момент. Без моего разрешения никуда не уходить и уж тем более не уезжать.

— А покататься можно? — уточнила Шестакова.

— Покататься можно, — согласился я. — Но недалеко. Всем всё понятно?

Как оказалось, всем всё понятно. Девки снова разбрелись кто куда. Уходя восвояси, я заметил, как Лёха похлопал Стеклову по плечу и, судя по жестам, погнал альтушку спать. Видимо, эта их необычайная бодрость не проходит бесследно и потом ещё аукнется.

По пути домой думал о том, как же неприятно это подвешенное состояние. То ли будет что-то, то ли не будет. Может ведь статься так, что Несвицкие всё-таки копнули поглубже и решили, что не стоит на меня залупаться. Или кто из министров намекнул. Или ещё что-то.

Короче, бесит меня эта неопределённость. Я же ведь и день толком спланировать не могу!

Хоть сам войну объявляй. Вот только повода нет…

С такими вот раздражающими мыслями я и шёл домой. И какова же была моя радость, когда возле ворот я увидел чёрную машину представительского класса и Кузьмича, который ругается с каким-то типом и машет на него лопатой.

Я аж просиял и шага прибавил.

— Что тут происходит⁈

— Василий Иванович? — повернулся ко мне манерный такой, неприятный хрен. — Скуфидонский? Это вы?

— Это я!

— Прекрасно, — хрен оглядел меня с ног до головы и эдак снисходительно улыбнулся. — Я к вам с официальным визитом от князя Несвицкого.

— Мой ты хоро-о-о-оший, — протянул я, улыбаясь, отчего хрен явно потерялся. — А я уже думал, не дождусь. Ну давай, рассказывай, что там у тебя…

Глава 10

— … от имени рода я уполномочен объявить вам войну.

Получается, что не прошло и полных суток, как Несвицкие заявились ко мне в Удалёнку. Но! Стоит отдать должное господам-князьям, что заявились они по-хорошему. Пускай и с объявлением войны, но согласно всем правилам этикета.

Плюсик в карму.

Гонец, официальное предупреждение — все дела. Можно даже сказать, что с неким подобием уважения к делу подошли. А не как дурак Малёванный, который посередь дороги качать права начал. Короче говоря, если будут и дальше вести себя подобным образом, то я не вижу причин вырезать их род под корень.

А напрягло меня пока что только одно:

— Ты представился бы хоть, — упрекнул я собеседника, после того как тот сообщил главное.

— Елисей Витальевич Несвицкий, — заносчивый хрен пробуравил меня взглядом. — Брат убитого вами мальчика.

— Мальчика? — хмыкнул я. — Убитого мной? Мне казалось, что граф Морозов показывал вам видеокадры, на которых ваш мальчик игрался с опасным артефактом и…

— Вы…

— … и доигрался, — закончил я. — А если уж совсем начистоту, то пытался втюхать бомбу кадетам специального корпуса, командиром которого является ваш покорный слуга.

Тут я немного призадумался.

— Хотя хер там плавал. Не покорный я и не слуга. А мальчик ваш покушался на убийство, массовое.

— Вы, — сказал Елисей, когда убедился, что я не намерен его перебивать. — Вы, Скуфидонский, должны были защитить Андрея. Оградить мальчика от опасности.

— Чего⁈

То ли наглость, то ли глупость, то ли всё вместе взятое. Передёргивание фактов, как оно есть. Кому это я вдруг чего должен? От какой ещё от такой опасности? И почему опять «мальчик»⁈ Здоровенный детина, блин. От «мальчика» у него разве что капризки были по поводу того, что проиграл «девочкам».

— Так, — сказал я. — Понятно. Конструктивного диалога у нас не получится; не хочу даже воздух сотрясать. Если хотите об меня самоубиться, отговаривать не стану. Это всё, что ты хотел сказать?

— Я уполномочен огласить условия.

— Оглашай-оглашай.