На ней были выгравированы крошечные знаки, но будь я проклята, если стану рассматривать ее вблизи. Теперь, когда она больше не висела у меня на шее, цепочка словно гудела. По руке пробежала странная энергия, не болезненная, но, безусловно, неприятная. И она была холодной. Такой холодной. Когда Ренфис пересек комнату и остановился у кровати, протягивая небольшой мешочек из черного бархата, цепочка казалась сделанной изо льда.

— Опусти ее внутрь, — велел Ренфис. Он держал мешочек открытым, стараясь, чтобы цепочка не коснулась его кожи, пока я делала то, что он мне велел. Как только цепочка оказалась внутри, воин затянул веревки по обе стороны и завязал их. Не говоря больше ни слова, он развернулся и направился к двери.

— Я хочу хотя бы увидеть его, до того, как он уедет, — сказала Эверлейн вслед Ренфису. — Мне нужно кое-что у него спросить.

Ренфис остановился, его массивная фигура заполнила дверной проем.

— Он должен уйти, Лейн. Я смог так долго скрывать его только благодаря удаче. Стражи начинают что-то подозревать. Если они узнают, что он здесь…

Эверлейн опустила взгляд в пол.

— Да, ты прав.

— Ему все равно нужно вернуться в Калиш. Если тебе что-то нужно, напиши ему. Навести его через месяц или два. Но задерживаться здесь дольше, чем нужно, для него было бы… — он тщательно подбирал последние слова, — …опрометчиво.

Эверлейн побледнела, но не стала спорить.

— Хорошо, я напишу. Передай, что ему лучше бы ответить, иначе у него будут неприятности.

Ренфис кивнул.

— Был рад тебя видеть, — пробормотал он. И тут же исчез.

С его уходом исчезло напряжение, возникшее в комнате, когда я сняла цепочку, и за это я была ему бесконечно благодарна. Однако Эверлейн не выглядела такой обрадованной, как я. В ее глазах блестели непролитые слезы, когда она повернулась спиной к двери и сказала нарочито бодрым голосом:

— Ну что ж, хорошо. Полагаю, ты хочешь принять ванну.

— Ванну?

— Да. С твоего последнего купания прошло не менее десяти дней. Давай. Я принесу горячей воды. Клянусь, ты почувствуешь себя в миллион раз лучше.

Горячей воды? Целая ванна, полная воды. Чтобы я помылась. В любой другой день трата такого количества воды лишила бы меня дара речи, но сегодня меня волновали гораздо более странные вещи. К тому же я была слишком сосредоточена на том, что обсуждали Ренфис и Эверлейн.

Десять дней. Именно столько я пробыла без сознания, лежа в этой кровати и спокойно восстанавливаясь, в то время как мой брат оставался в Зилварене и, вероятно, боролся за свою жизнь.

— Мне не нужна ванна, — сказала я. — Мне нужно домой. Я нужна своему младшему брату.

Что бы Эверлейн ни собиралась сказать, слова замерли у нее на губах. Постепенно ее улыбка угасла.

— Мне жаль, Саэрис, но этого не произойдет.

— Что ты имеешь в виду? Я должна вернуться. У меня нет выбора. Мадра планирует уничтожить весь мой округ. У меня там семья. Друзья. — Я проигнорировала тоненький голосок в голове, который шептал, что, вероятно, уже слишком поздно. Мадра наверняка была в ярости, когда узнала, что произошло в том зале. Забудьте об этом. Ярость даже близко не описывает ее реакцию. Я не только не умерла, но и каким-то образом расплавила кинжал Харрона, и он напал на него, и я… я, черт возьми, даже не знаю, что сделала с этим мечом. Я вытащила его откуда-то, откуда не следовало, и вызвала самого дьявола. Харрон, скорее всего, уже мертв. Мадра не была милосердной королевой. Ее месть была, скорее всего, быстрой и ужасной. Вероятно, Третий округ уже превратился в воронку песка, но я все равно должна была туда вернуться. Если существовал хоть малейший шанс, что она временно отложила расправу, я должна была попытаться остановить ее. Это было самое меньшее, что я могла сделать.

Эверлейн с сочувствием смотрела на меня, медленно направляясь к двери. Но в то же время она выглядела смирившейся.

— Я не собираюсь тебе лгать. Некоторые из сказок, которые рассказывала тебе мать, были правдой. Мой народ порой бывает безжалостным и жестоким. Среди нас есть те, кто стремится быть другими, но… иногда просто нет другого выхода. Мы очень долго ждали возможности вернуть тот меч, который ты освободила. Но то, что мы нашли тебя вместе с ним… — Она покачала головой. — Ты даже не представляешь, насколько ты важна, Саэрис. Боюсь, мой отец не намерен в ближайшее время отпускать тебя. И он хочет видеть тебя через час, так что, к сожалению, вопрос с ванной не обсуждается.

— Вы не можете держать меня здесь взаперти. Это похищение. Это бесчеловечное поведение!

Эверлейн, по крайней мере, хватило приличия изобразить сожаление.

— Это бесчеловечное поведение. Но мы не люди, Саэрис. Мы феи. Мы не ведем себя как вы. Не думаем, как вы. Мы не руководствуемся теми же моральными принципами. Чем быстрее ты это поймешь, тем легче тебе будет, — сказала она чуть мягче. — А теперь, пожалуйста. Искупайся, пока вода не остыла. Когда будешь говорить с моим отцом, спроси его о возвращении в свой Серебряный город.

— И кто, черт возьми, такой твой отец, чтобы указывать мне, могу ли я вернуться домой? — Мой гнев громким эхом прокатился по коридору. Оба стража, стоявшие в суровом молчании, вздрогнули, выглядя крайне неловко.

— Беликон де Барра, — спокойно ответила Эверлейн. — Король ивелийских фей.

Я плакала, отмокая в медной ванне. В моем распоряжении был немыслимый ресурс, и я никак не могла поделиться им с теми, кого любила. Если Хейден и Элрой были живы, то у них кружилась голова от жажды, как и каждый день их жизни. Тем временем я нежилась в таком количестве воды, что могла бы в ней утонуть. Она была черной от смытой с меня грязи, и на ее поверхности образовалась пленка, когда я оттирала кожу, пока она не стала розовой — наверное, такой чистой я еще не была. Я никогда раньше не мыла волосы как следует, потому что у меня не было доступа к шампуню, и я нанесла его слишком много, не ожидая, что количество,