Шрифт:
Закладка:
Самослав приказал расчистить целый квартал внутри городских стен, и теперь здесь ударными темпами возводился дворец, который лишь самую малость уступал тому, что стоял в Братиславе. Уж слишком важен становился Тергестум, занимая в ЭТОМ мире место и почившей в бозе великой Аквилеи, и так и не возникшей здесь Венеции. Небольшие поселения на островах Венецианской лагуны занимались ловлей рыбы и самым примитивным ремеслом. Роль посредника между востоком и западом слишком важна, чтобы отдавать ее независимому городу.Эту роль возьмет на себя Тергестум, название которого все чаще и чаще начинало звучать как Триест. Так почему-то было удобно государю. Тут никто не возражал, потому что тот Тергестум и этот Триест были, мягко говоря, разными городами. Между ними вообще ничего общего не было. Даже язык стал какой-то свой. В нем смешалась латынь, греческие, словенские и германские слова. И даже из Великой степи занесло массу терминов, касавшихся лошадей. И этот новый диалект от языка Братиславы и Новгорода отличался весьма сильно, хотя и тот приходилось учить. Ведь как иначе читать «Известия» и «Особливое приложение для девок и баб», которое в него вкладывалось. Тут поневоле выучишь дурацкие шипящие звуки, которыми общались воины-словене, новая элита империи.
Цезарь Святослав приплыл в Триест пару дней назад. По договоренности с отцом они будут встречаться здесь каждые полгода на две-три недели. Ему придется понемногу вникать в здешние дела. Ведь пока что арабы не беспокоили границы, плотно увязнув в войне с персами и хазарами, а ливийцы, подкупленные великим логофетом, с упоением истребляли друг друга, забыв на время про Египет. Наука римских дипломатов, достигших немыслимых высот в стравливании варварских племен, вновь вошла в полную силу. Святослав перенимал науку управления, знакомился с работой Приказов, которые слали сюда отчеты телеграфом, и вникал в торговые дела, центром которых все больше и больше становился Триест.
А еще на отчет к государю прибыл эпарх Рима и цензор римского Сената Луций Валерий Флакк, который был теперь похож на себя прежнего примерно так же, как старый Тергестум на сегодняшний Триест. И куда подевался нищий, полуголодный нотарий с горящими глазами, плетущий возвышенную чушь? Вместо него перед императором и его наследником стоял молодой, много повидавший мужчина, полный достоинства. Лишь легкая мечтательность во взоре и прямой взгляд напомнили Самославу того парня, которого он когда-то видел. Обкатала жизнь патриция, обкатала…
— Ваша царственность! — Валерий почтительно поклонился тому, кто вытащил его род из нищеты и забвения.
— Докладывая, патриций! — махнул Самослав. — Не тяни.
— Сенат воссоздан и начал свою работу! — торжественно объявил Валерий, который тогу надеть не додумался, но длинную далматику, расшитую львами, крестами и розами, все-таки на себя напялил. И он даже выглядеть при этом умудрился вполне прилично.
— Сколько патрицианских семей осталось? — спросил Самослав.
— Их тех, что живут в самом Риме и в пределах Равеннского экзархата, — поморщился Валерий, — чуть больше тридцати.
— Однако! — удивленно крякнул император. — Это из шестисот человек?
— Увы! — развел руками Валерий. — До первых Цезарей в Сенате заседало триста патрицианских фамилий. Но гонения Суллы, потом Октавиана Августа, Тиберия, Нерона и Септимия изрядно сократили их число. Да старой знати по пальцам пересчитать. Очень много родов германцы перебили до последнего человека, когда отнимали землю и виллы. Десятки знатных семей лет триста назад из Рима на восток переехали. Они в Константинополе живут. Сейчас большая часть патрициев — из новых, их родам и полутысячи лет нет. Выскочки, ваша царственность!
— Ну, — улыбнулся Самослав, — за неимением королевы довольствуются горничной. — Впрочем, эту шутку здесь никто не понял, а Святослав и вовсе посмотрел на отца недоуменно. — Какие есть патриции, с теми и будем работать. Ограничьте число сенаторов пятьюдесятью. Возможно, еще кто-то вернется с Сицилии и из Африки.
— Слушаюсь, ваша царственность, — опять поклонился Валерий. — Мы расчистили несколько кварталов, а кирпич снова пустили в дело.
Самослав хмыкнул. Он наслышан, куда пошел этот кирпич. Дворец Валерия, который сложили в рекордные сроки, лишь немногим уступал виллам самых богатых сенаторов.
— А еще мы восстановили работу одного из акведуков, — гордо ответил Валерий. — Аква Вирго (1). В город снова поступает вода с Альбанских гор.
— Вот за это хвалю! — удивленно посмотрел на него Самослав. — Это же стоило, наверное, немыслимых денег!
— Не так уж и дорого, государь, — порозовел от похвалы эпарх. — Заставил сенаторов мошной тряхнуть. Точнее, зерном и маслом. Я народ собрал и речь произнес. Сотни людей работать пришли, когда узнали, что мы воду хотим в город подвести. Мы только кормили их. Я сам первый камень с места завала оттащил, и сенаторы тоже… Правда, тут на них нажать пришлось немного. Они почему-то работать нипочем не хотели. Аква Вирго почти на всем протяжении в каменных галереях под землей идет. А по этим галереям готы в одну из осад в Рим пытались пробраться. Вот его и завалили частично. Вы же знаете, город шесть раз из рук в руки переходил. Полководец Велизарий в свое время от Италии камня на камне не оставил…
— Сколько всего акведуков в Рим идет? — спросил Самослав.
— Одиннадцать, ваша царственность, — ответил Валерий. — Но нам не нужно столько. Три бы восстановить, и в городе просто благодать наступит. Не сравнить воду из горных рек с водой из Тибра. Грязная в Тибре вода.
— Речь, значит, произнес, — задумчиво ответил Самослав, — и народ пошел за еду пахать. И сам работать начал. Силен!
— Благодарю, ваша царственность! — ответил Валерий. — Но скажите, что нам делать с посланниками экзарха Исаака? Он грозит нам всяческими карами… То Эктезис нечестивый принять требует, то оставшиеся статуи отдать, то металл с уцелевших крыш снять пытаются, или скобы
